«…– Этот кошмар я видел еще в своем далеком студенчестве. Мы сидели в полной темноте. Над нами летали голуби и гадили прямо на головы. Под ногами бегали не то кошки, не то крысы, шум и гам. Включился свет, на сцене происходило что-то невообразимое: живым курицам отрубали головы и бросали тушки в зал, в конце спектакля по-настоящему сожгли какую-то гравюру во всю высоту сцены… В общем, происходило какое-то жестокое психическое насилие над зрителем…
– Ой, да, это еще сейчас называют «иммерсивным театром»
– Не знаю я, как это называется, но это было ужасно.»
Настоящий кошмар здесь заключается не в описании некоего действа, увиденного первым рассказчиком более 40 лет назад на каком-то международном фестивале, а в том, что это диалог двух практикующих и ныне живущих режиссёров, подслушанный в рамках одного околотеатрального мероприятия. Если уж так называемые «профессионалы театра» считают, что иммерсивный спектакль – это обезглавленные курицы и ускоренное пищеварение голубей, то что и говорить о простом зрителе, который, изучая многочисленные афиши своего города, теряется в поисках и боится ошибиться в своем выборе. А учитывая, что слово «иммерсивный» в синопсисе спектакля чаще всего является косвенным признаком цены билета выше 2-3 тысяч рублей, страх «промахнуться» значительно усиливается.
Конечно, иммерсивный театр – не синоним «насилия», «извращения» или «какой-то дичи». Термин «иммерсивность» происходит от английского immersive – «вовлекающий, погружающий, создающий эффект присутствия» и берет начало от первых попыток воссоздать окружающую реальность визуальными и аудиальными способами. Из наиболее понятных примеров на ум сразу приходят компьютерные игры, где создается отдельный мир, в который играющий полностью окунается и воспринимает его как первостепенную данность на определенный период времени. Он по-настоящему переживает события этого мира, свои победы и поражения, принимает решения и является участником сюжета, а не сторонним наблюдателем. Иммерсивный спектакль работает примерно по тому же принципу.
Читайте также: “Перформанс – это когда все голые, да?”
Пионерами жанра принято считать британскую театральную компанию Punchdrunk, в 2000 году выпустившую 4 иммерсивных спектакля, в числе которых даже числится «Вишнёвый сад» Чехова. Но всемирную известность им принесла работа 2007 года «Sleep No More» – шекспировский «Макбет», поставленный в духе фильмов Хичкока. До этих ребят, конечно, не раз предпринимались попытки создания спектаклей с вариативностью сюжета, однако у Punchdrunk иммерсивность является главенствующим принципом работы, специализацией, можно сказать.
В иммерсивных спектаклях стираются границы между сценой и зрительным залом (а зачастую этих понятий просто нет), между актёром и зрителем, между действующим лицом и наблюдателем. Условный «зритель» на время спектакля полностью оказывается в виртуальном мире и может исследовать его не только с помощью зрения и слуха, как обычно происходит в театре,но и с помощью обоняния, осязания и даже вкуса. Да, есть определенные правила игры, которые оглашаются до начала,и нарушение их может караться строгими санкциями. Чаще всего эти правила связаны с элементарной безопасностью: нельзя трогать актеров, если они сами этого вам не предложили, или нельзя исследовать окружающее пространство с применением грубой физической силы. При этом, даже если вас приглашают к активному включению в какую-либо сцену, вы всегда можете отказаться и остаться наблюдателем.
В России самыми «нашумевшими» иммерсивными проектами стали «Черный русский» и «Вернувшиеся» – оба, в общем-то, продолжали эстетическую традицию, заданную британскими коллегами: стилизованный особняк, несколько сюжетных линий, маски на лицах, зрители сами выбирают, за кем из героев следовать. «Нашумевшими» они стали из-за довольно мощной рекламной кампании, высокого ценника и «звездного состава» (особенно «Чёрный русский» с Равшаной Курковой). Менее известный, но, по отзывам, с точки зрения драматургии и актёрской игры более близкий именно к театру, а не к шоу, проект — «Норманск» Юрия Квятковского в Центре им. Мейерхольда. На несколько дней всё здание Центра превратилось в постапокалиптический город из книги братьев Стругацких «Гадкие лебеди». В спектакле было более десяти сюжетных линий, так что даже те, кто приходил несколько раз (а стоимость билетов в 700 рублей это позволяла), не видели всех вариантов развязки.
Раз «иммерсивность» — история больше про зрителя, чем про актёра, последнего иногда и вовсе исключают из действа. Яркий пример — работа германской команды Rimini Protokoll«В гостях.Европа». Около десяти человек, ранее незнакомых друг с другом, собираются в гостиной у одного из них и с помощью электронной шайтан-машины и модератора отвечают на вопросы о себе и своей семье, своем социально-экономическом положении, отношении к тем или иным общественным явлениям. Затем определенным образом распределяются по командам и начинают играть друг против друга и делить карту Европы, как яблочный пирог. Возникает атмосфера, которую сложно объяснить в двух словах: с одной стороны, это просто игра, с другой — личное откровение, с третьей — мощный социальный опыт, с четвертой — полное ощущение себя как создателя какого-то сюжета, а не его участника. И это совсем не страшно.
Еще один вариант — спектакль для одного зрителя. Например, проект бельгийской команды Ontroerend Goed «The Smile Off Your Face» (2007), в котором зрителю завязывают глаза, усаживают в кресло-каталку и оставляют одного в пустом пространстве. Не совсем в пустом, конечно, а в наполняемом различными звуками, запахами, тактильными ощущениями так, что весь спектакль рисуется у человека в голове. Поистине эксклюзивный и неповторяемый спектакль.
Из приведенных примеров видно, что иммерсивный театр по природе своей — это никакое не агрессивное нападение на зрителя, не способ сломать его психику или нанести вред здоровью, а всего лишь попытка расширить горизонты восприятия творческого высказывания. К тому же интересно ведь почувствовать себя полноценной частью живого творческого процесса или даже вершителем судеб (хоть и виртуальных), вместо того чтобы тихонько посиживать в бордовом кресле и смотреть, как где-то там, на далекой сцене актёры натужно пытаются заставить нас поверить в то, чего нет.