«Что такое перформанс, я плохо понимаю и не очень верю в его будущее. Что такое психологический театр, я понимаю. <…> У театра есть две особенности, которые не заменит ничто. Ни телевидение, ни кино, ни музыка, ни живопись. Во-первых, живой действующий человек. Волшебный сиюминутный эффект сопричастности к жизни, к человеку. Второй момент — театральность, только здесь все происходит на моих глазах, прямо сейчас, единственный раз, и этот миг уже не повторится…» (с) Лев Эренбург, режиссёр.
На самом деле, в этой цитате нет никакого противоречия между тем, что Лев Эренбург считает неотъемлемыми характеристиками «настоящего» театра и спецификой перформанса. Перформативные практики сегодня не противопоставляются театру, а являются лишь одним из его современных направлений, одной из форм. Однако в сознании довольно большого числа людей слово «перформанс» по сей день считается чуть ли не ругательным и нередко характеризует произвол молодых самобытных режиссёров, которые совсем с ума с сошли со своим эпатажем. А еще там обязательно есть голые. И обычно ничего не понятно: ни тебе трёхактной структуры из завязки-кульминации-развязки, ни сквозного действия, ни внятных диалогов. Так что и билеты на такое брать как-то страшно — мало ли какую непотребщину там покажут!
Что ж, врага нужно знать в лицо. Не углубляясь в историю, можно сказать, что перформанс-арт в рассматриваемом нами контексте возникает на стыке театрального и галерейного искусств. И проследить этот синтез проще всего через функции артиста в сценическом действе. Учитывая степень взаимопроникновения и смешения жанров и видов искусств друг с другом, для большей наглядности будем использовать «крайности»: традиционный театр и перформанс в чистом виде.
Итак, в традиционном театре артист является исполнителем заданной роли — с системой предлагаемых обстоятельств, биографией персонажа и всем, что завещал нам дедушка Станиславский. В перформансе актёр, а вернее сказать, перформер, чаще всего остаётся самим собой: не произносит чужих слов, не живет чужую жизнь, действует от себя, а не от вымышленного героя. В этом смысле перформанс является еще более «одноразовым», чем обычный спектакль. «Одноразовость» эта заключается в том, что любой перформанс — это прежде всего процесс, а не результат. Процесс изучения, исследования, поиска. Продолжая тему аналогий с изобразительным искусством, перформанс — это не картина, а рисование. А рисовать одинаково много раз подряд невозможно.
Изменяется и значение фигуры режиссёра: если в театре он является художником, использующим актёров как кисти и краски, то в перформансе художниками являются все действующие лица. Каждый создает собственное полотно — на основе своего опыта, ассоциаций, своей потребности высказаться. Режиссёр же, дополнительно принимая на себя функцию куратора или церемониймейстера, собирает их в единую экспозицию. А дальше всё так, как на художественных выставках: представленные там картины могут быть работами одного автора или нескольких, они могут объединяться одной темой или быть отражением конкретной эпохи, являться рефлексией на уже существующие произведения искусства или претендовать на экспериментальность и инновационность, могут выстраиваться в линейную композицию или лишены сюжета… Но мы, зрители, оцениваем их с точки зрения собственных возникающих при контакте с ними ассоциаций, образов и мыслей, а не с позиции «ну давайте, расскажите мне интересную историю, я внимательно слушаю!».
И на этом этапе зритель тоже становится художником. Пусть даже и исключительно в своей голове. Пусть и неосознанно. Даже хорошо, если неосознанно. Часто, если отключить рацио и довериться уровню ощущений и интуиции, можно получить гораздо более ценный опыт, чем при усиленной аналитической работе. Наверное, это работает так же, как с музыкой. Можно разбирать её на такты и выискивать структуру, а можно просто сделать погромче и целиком отдаться её звучанию: рождает ли она во мне какие-то картинки или хотя бы мурашки по коже?