Чтобы стать таким артистом, который способен вести разговор на языке танца, нужно обладать особыми природными данными, стремлением покорять новые вершины, а также уметь перевоплощаться и быть единым целым с балетным движением.
Сегодня нашей героиней стала Оксана Бондарева – ведущая солистка Мариинского театра. В её репертуаре – ведущие партии в балетах Корсар, Жизель, Спящая Красавица, Щелкунчик, Лебединое Озеро, Дон Кихот, Сильфида, Лауренсия, Минорные сонаты Самодурова, в балетах Начо Дуато и не только. Мы расспросили её о детстве, мечтах и желаниях, о сложностях профессии и любви к сцене.
Оксана, расскажите о начале вашей танцевальной карьеры. С чего всё началось?
– Ну, всё началось не по моей воле. Отдала меня в балет мама. Сначала, в четыре года, она отвела меня на спортивную гимнастику, где я занималась до десяти лет. Там я успела выполнить программу кандидата в мастера спорта. А потом мама отдала меня в хореографическую школу при Днепропетровском театре оперы и балета, и там уже всё началось. В принципе, моё тело было гораздо более способным для балета, чем для спортивной гимнастики. У меня были мягкие связки и ноги, и все всегда маме советовали, чтобы я занималась балетом.
В балетной школе первый год мне было совсем неинтересно, скучно. И только когда нас выпустили в конце года на сцену на класс-концерте, где участвовали и артисты театра, и ученики старших классов, и ученики младших классов, тогда я почувствовала запах сцены. Этот адреналин и какое-то такое волнение, ответственность за то, что ты делаешь, — вот это меня, конечно, очень захватило, взбудоражило, и я стала упорно работать на классике.
Выпустилась я уже, будучи солисткой днепропетровского театра. В нем на тот момент я перетанцевала почти весь репертуар: так как балетная труппа была недостаточно мощной, вводили молодежь, и когда мне было лет 13-14, я уже стояла в кордебалете. В 14-15 мне дали сольную партию, и дальше по-тихонечку я стала солисткой. Я была немного сильнее других: у меня был иной мышечный корсет, ведь я профессионально занималась спортивной гимнастикой. Это была очень серьезная подготовка, и у меня был отличный тренер.
Как детство уживалось с такими темпами обучения?
– Детства практически не было. Уже в 4 года меня отдали не только на спортивную гимнастику, но и в музыкальную школу. И даже летом, когда все уезжали на каникулы, я продолжала заниматься спортивной гимнастикой. Все отдыхали, ездили в лагеря, а у меня такого не было — я продолжала заниматься и даже однажды поехала с казахской сборной в Алма-Ату на чемпионат. Так что лето было расписано в тренировках, занятиях музыкой и чтением (потому что мама была учительницей литературы и русского языка). Я думаю, что такая занятость — это даже и хорошо, ведь на каникулах учащиеся могут потерять свои физические навыки. А так я всегда была в тонусе.
Не хотелось ли вам во время обучения остановиться и заняться другими видами танца?
– Я хочу заметить, что в балетной школе учат не только классическому танцу. Мы еще изучаем народные, где-то изучают степ, современный танец. В нашем училище в Днепропетровске преподавали бальный танец, который я сдавала на каблуках. Всё это было интересно, и я думаю, что любой артист балета сможет быстро влиться в разные стили танца и, постаравшись, полностью освоить специфику другого стиля.
Каким вы видели своё танцевальное будущее в начале вашей карьеры? Сбылись ли ваши представления?
– Я думаю, более чем сбылись. Потому что я никогда не мечтала, даже не смела мечтать о Мариинском театре. Но так получилось, так было предназначено судьбой, что я попала в святая святых. Здесь, конечно, приходится совершенно по-другому работать. Абсолютно другие эстетические понятия.
Непросвещенному зрителю балет кажется неимоверно трудным и детально выверенным искусством. Так ли на самом деле он труден, или по факту всё происходит легче?
– Непросвещенный зритель не всегда понимает, насколько это тяжелая профессия, какой это труд, режим. И насколько нужно любить это дело, чтобы отдавать себя балету полностью. Не бывает такого, чтобы я пришла, поработала, а основная жизнь у меня где-то за стенами театра. И нет двух выходных, иногда и одного нет. В Мариинском театре, когда ты смотришь в расписание, можно месяц не увидеть ни единого выходного. Поэтому с самого утра до самого вечера мы работаем. Спектакли заканчиваются поздно, но все равно на следующий день в десять надо быть снова в зале, разминаться. Потом в 11 общий классический урок, на котором ты обязан быть. Изредка удается самостоятельно сделать себе небольшой отгул. И такой режим, такой график — это и есть всё то, чего требует балетная профессия. Ты должен быть все время в тонусе, потому что могут изменить расписание и поставить какой-то спектакль, и поэтому ты ничего для себя не можешь планировать.
Кто послужил примером для вас в балетной профессии?
– В детстве мне очень нравилась Екатерина Максимова. У меня была единственная запись, вся уже затертая, которую я включала и выполняла все те же движения, что и она. Это была какая-то передача про неё, которую моя мама записала на видео, там был набор разных кусочков из спектаклей. И вот я надевала пуанты, которые я обожала уже с первого класса, и скакала, как Екатерина Максимова. А потом для меня открылись и другие прекрасные балерины: Вишнёва, Лопаткина, сейчас это Кандаурова, Алина Кожокару. Теперь их очень много. Та же Тамара Рохо мне очень нравится. Дюпон, Сильвия Гиллем. Наташу Осипову я просто обожаю! Естественно, каждая из них индивидуальность, у каждой есть свой стержень. Если ты хочешь, то ты всегда найдешь какой-то источник вдохновения. Это может быть даже не балет, я часто вдохновляюсь разными видами искусства: картины, фильмы, музыка.
Как вы считаете, становится ли балет менее популярным у зрителя?
– Нет, я считаю, что те семьи, где присутствует культура, всегда ходят на спектакли. Они приучают своих детей, из поколения в поколение передают ценность балета. Всегда были такие слои, которые никак не признавали искусство, так же как люди, которые обожали и всегда посещали театр. Я думаю, сейчас такое же время, и всё это повторяется. Я знаю, что когда мы приезжаем на запад, на гастроли, то там классический балет принимают просто на «ура». Потому что для них это уже не мода. И классика, шедевры — Лебединое, Дон Кихот, Спящая, Жизель — это спектакли, как картины в Эрмитаже, которые никогда не устареют. И нужно хотя бы раз в жизни увидеть это.
Каким вы видите будущее балета?
– Идеальное будущее — это сохранение исторических театров, открытие новых современных сцен. Я думаю, что мы сейчас живем в счастливое время, когда наше правительство любит балет, любит искусство, заинтересовано в его развитии. Очень много балетных школ, где балет не увядает. Думаю, что балет становится даже модным. Мы видим моделей в пуантах, и сейчас очень часто люди пытаются приобщить себя визуально к теме балета. Это широко развивает нашу культуру.
Сколько времени занимает подготовка в роли?
– Когда ты ученик, когда ты только приходишь после училища, тебе нужно месяца два-три. А сейчас – в положении солистки – месяца уже хватает. Но это не только выучить хореографию, это ещё и войти в образ, прочитать литературу. Сейчас в Мариинском театре есть целый архив старых записей балерин прошлых лет. Там можно найти любую балерину, любой спектакль, посмотреть, поучиться, вникнуть в ту атмосферу, чтобы не забывать об истоках классического танца. Это всё нужно пройти, разговаривать с педагогом о роли. Движения нужно не только выучить, но и отточить до такого состояния, чтобы ты танцевала, а не просто выполняла их. Еще важная часть — это музыкальное сопровождение. Нужно слушать музыку и как-то проникаться ею, чтобы все сошлось и было одним дыханием.
Когда вы учите новую роль, которую танцевали другие, что вы делаете, чтобы в своем исполнении не повторять других?
– Во-первых, нужно в себе роль прочувствовать, опробовать, и чтобы увидел кто-то со стороны и оценил, подходит ли это тебе. Мы можем повторить Плисецкую, но ею мы никогда не станем. Этого никогда не случится, ведь одинаковых людей не бывает. Я думаю, что солистками являются те, у кого есть индивидуальный стержень, яркие черты и своя стать.
Когда вы на сцене, что помогает вам собраться?
– Выходя на сцену, ты моментально чувствуешь безумную ответственность перед таким-то количеством зрителей, которые пришли получить удовольствие, пропитаться чем-то светлым! Конечно, нужно просто жить на сцене, когда ты выходишь — ты уже собран. Естественно, это адреналин. В день большого спектакля ты уже ночь не спишь, прокручиваешь в голове, что и как ты сделаешь, и уже с вечера ты готов.
Видите ли вы зрителя со сцены, обращаете ли вы внимание на реакцию?
– Нет, я никогда не вижу зрителя. Очень редко, либо уже когда в зрительном зале начинают включать свет. Ты артист — ты никогда не должен выходить из образа, до самого конца держать его. Иногда даже не совсем понятна вообще реакция: хорошо ли я станцевала или плохо, много было аплодисментов или наоборот. Артист насколько углублен в себя, в роль, что как только он касается сцены, то становится персонажем вне окружающего, постороннего.
За что вы любите балет, сцену? За публику, за принадлежность к искусству, за атмосферу, за удовольствие от успеха выполнения сложного, за чувство танца?
– Конечно за всё, что вы перечислили! Всё это, безусловно, присутствует. И удовольствие от того, что ты все выполнила или сделала сегодня что-то привычное удачнее. Даже публика, особенно когда у тебя что-то не получилось, а она все равно аплодирует, ты думаешь: «Ну вот, значит, я всё-таки что-то сделала хорошо, значит, образ был хороший». Это, конечно, безумно подстёгивает, особенно на следующий спектакль. Тебя заряжает всё то, что ты выплеснула из себя, — эмоции, энергетика. А потом с аплодисментами тебе это бумерангом возвращается.
Бывали ли случаи в карьере, что вы собой не довольны, но публика и педагоги были в восторге?
– Да, бывали. Моё недовольство заключается в том, что я над чем-то трудилась, корпела в зале, а вышла на сцену и что-то где-то струсила. У меня не бывает, чтобы меня подвели физические данные. Где-то недовертела, сэкономила, но чувствовала, что могла. Для меня вот это – очень досадно.
Оксана, что вообще такое танец и зачем он нужен миру?
– Я считаю, что танец — это всё. Даже ученые спорят о том, что человек освоил первым — музыку или танец. Танец исторически был в обрядах, священных церемониях. Танец везде — в молитвах, в любых жестах, совершаемых человеком. Поэтому считаю, что так или иначе танец присутствует в каждом человеке. Он нужен, чтобы выразить эмоцию. И для этого не нужно быть профессиональным танцором. Если душа просит танцевать, то ты должен танцевать.
За фотографии, сделанные специально для журнала Porusski, спасибо Ане Нагайцевой
