Одна из свежих премьер сезона, «Леди Макбет Мценского уезда» в постановке Даниила Чащина, вызвала бурю противоречивых эмоций на стадии подготовки к созданию спектакля. Кто-то ставил под сомнение актёрский талант Кристины Асмус, кто-то с предубеждением относился к тому, что постановку доверили настолько молодому режиссёру, кто-то обсуждал потраченные на реквизит деньги.
Так или иначе, голоса скептиков начали затихать уже после первых премьерных показов. Выбрав в качестве первоисточника один из самых кровавых сюжетов русской классики, Чащин создал поистине страшную по своей эстетике вещь. Пожалуй, ничего ближе к классическому хоррору в Ермоловском, тем более — на его основной сцене, ещё не ставили.
«Леди Макбет Мценского уезда» со всей её жестокостью остаётся историей глубоко несчастной женщины, тяжесть преступлений которой даже в наши дни сложно оценивать однозначно. Чащин не делал ставку на реализм и натуралистичность, избегая прямой демонстрации смерти, родов, постельных сцен. Его постановка оперирует символами, узнаваемыми образами и психологическими триггерами, которые «подключают» зрителя через сопереживание, не вовлекая его в действие физически.
По сути, зрители на протяжении всего спектакля тоже играют свою роль. Это молчаливый зал суда, выслушивающий все свидетельские показания — но не озвучивающий вердикта. Некоторые из мизансцен выстроены таким образом, что зал буквально становится продолжением круга стоящих на сцене людей, собравшихся наблюдать, судить, наказывать. Страшен здесь не сам сюжет, а ощущение соучастия.
Спектакль наполнен водой — но это не выглядит попыткой провести параллель между Катериной Измайловой и Катериной из «Грозы». Снулые рыбы, чёрный камыш, которым поросла сцена, звук разбивающихся капель, наполняющий пространство до начала спектакля, — всё это отсылка к тому, чем на самом деле заканчивается повесть Лескова. Мир Катерины Измайловой, тёмный и гулкий — это мир мёртвых, которых никак не оставят в покое и одиночестве.
Кристина Асмус играет свою Катерину на резких контрастах. Её внешний образ остаётся изящным и светлым ровно до того момента, когда её героиня открывает рот. Хриплый, грубый голос, которым она разговаривает, совсем не ассоциируется с «девушкой из высшего общества». В постановке действительно нет ни одного спокойного момента: Катерина вплоть до самого финала ни разу не остаётся по-настоящему одна. Дворня, судебные чиновники, понятые, конвоиры создают постоянный тревожный фон к происходящему, пристально следящий за каждым её шагом, словно ждущий, когда она снова оступится. На этом бессловесном фоне все главные герои повести выглядят объёмными и запоминающимися, а Сергей в исполнении Станислава Раскачаева поистине изысканно гадок.
Однако особого внимания заслуживает отнюдь не любовная линия постановки. Действительно яркий и совершенно равноправный актёрский дуэт в этом спектакле — это Катерина и её адвокат, ведущие постоянный диалог. Виктор Ворзонин играет единственного человека, который хочет помочь главной героине. Его персонаж искренне отказывается принимать нежелание Катерины облегчить собственную участь. Это редкий человек, с которым она говорит один на один, без свидетелей, откровенно. Именно поэтому особенно болезненным смотрится его бессилие в момент вынесения приговора — и фактическая смена ипостаси адвоката на личину жестокого конвоира.
Постановку «собрали» удивительно быстро: всего за месяц. Чащин изначально держал в голове уже сложившийся образ спектакля. В качестве художника-постановщика над «Леди Макбет Мценского уезда» работал Максим Обрезков. Под его руководством сцена превратилась в чёрную топь, освещаемую мертвенно-бледными огнями. Эта мгла и тьма отлично сочетается с решением добавить в спектакль «перебивки» современной музыкой, резкие, хлёсткие и заставляющие зрителя невольно вздрагивать. Здесь поражает даже не контраст, а напротив, то, что выбранные композиции групп вроде АИГЕЛ и IC3PEAK настолько гармонируют с написанной в XIX веке повестью.
В самом описании спектакля присутствует фраза, лучше всего описывающая подобное сочетание: «Место действия — Россия, время действия — всегда». В этой постановке нет искажений авторского текста или отступлений от сюжетной канвы. Чащин показывает свою «леди Макбет» такой, какая она есть: убийцей, преступницей, женщиной, желающей любви, но не знающей здоровых отношений. Такой её написал Лесков. Точно такой же она могла бы быть и в наши дни. Именно поэтому в момент, когда со сцены звучит лирика АИГЕЛ: «Давай, иди, ищи в душе моей сокровища — но все, кто был там, гибли от зубов чудовища», это не кажется неуместным.
Есть своя ирония в том, что в итоге настолько страшный и близкий к современным проблемам спектакль не ощущается выматывающе тяжёлым. Переход к поклонам здесь выстроен в том же ключе, что и в шекспировских постановках «Глобуса» в Лондоне, в «Служанках» Виктюка, в «Норме» Диденко: на злой, но мажорной ноте, как резкий вдох, когда выныриваешь с глубины. Пожалуй, именно ради этого ощущения обновления и стоит на два часа погружаться во тьму, нащупывая дно.
