“Человек из Подольска” – настоящий Человек года’2018! Рост интереса к пьесе Дмитрия Данилова напоминает лавину. И с каждой новой версией всё заметнее ещё одно ее достоинство, кроме злободневности затронутых тем и мотивирующего посыла. А именно: это идеальная возможность безопасного политического высказывания, просторный карман для фиги, молоко для записывания между строк, которое не на любом огне проявится. Что на всякий случай ценно в обществе продолжающегося Театрального дела, нервозную обстановку в котором иллюстрируют мемы про всемогущих siloviki и офицеров ФСБ, курирующих телефонные линии. Поди докажи, что это высказывание политическое! Впрочем, что именно имел в виду режиссёр – знает только он сам. А судя по рецензиям и отзывам, многие увидели здесь всё ту же Karma police с самыми благородными намерениями.
В отличие от белоснежного куба с аквариумом посередке в “Практике” у Брусникиной и предельно условного пространства у Сидельникова в Театре на Литейном, у Бычкова в Приюте Комедианта полицейский участок воссоздан реалистично. Дежурка, обезьянник, в котором на жесткой лавке, подложив куртку под голову, спит человек в ботинках без шнурков (чтобы не повесился). Портрета президента, правда, нет, вместо него – постеры с супергероями из Лиги справедливости. Ну а кто у нас на страже этой самой справедливости? Всё логично.
За столом сидит Первый полицейский (Власов), выписывая данные из настоящего паспорта, напротив – задержанный, Николай Фролов (Лысенков). Его только что задержали и вот-вот начнут абсурдистское “выяснение личности” вплоть до того, насколько он внимателен к пейзажу за окном электрички.
Фролов – филистер, маленький человек, негибкий и ограниченный, но преисполненный осознания собственной важности. Он чувствует себя недооценённым и непонятым, и с каждым днём мир всё больше должен ему за его пустую жизнь. Хоть и по блату выучившийся, но всё же историк, хоть и в газетенке, которую никто не читает, но всё же журналист, он мнит себя культурной личностью. Он болезненно лелеет свое увлечение музыкой “не для всех” и со всей тяжестью собственного комплекса неполноценности презирает ресторанных лабухов. Но спорить с тем, кто облечён реальной властью, не решается – тем острее ощущение его унижения. Вот его задержали безо всяких оснований, заставляют признаваться в любви к абсурду и танцевать дурацкие танцы… Он практически визжит “ай пыи”, пучит глаза, пыжится, злясь и недоумевая, почему все это происходит именно с ним… И ничего не делает. Лысенков вял, уныл – в общем, играет так хорошо, что иногда кажется, что плохо. Так и хочется взять его за плечи и встряхнуть: спорь, ищи аргументы, противоречь! Вот она, та самая власть, которая во всём виновата, парируй! Но нет. То ли инерция не пускает, то ли ума не хватает, то ли смелости (и тут сидящий в зале может спросить себя: а у меня бы хватило?).
Не намек ли это на инертность недовольных, которые ненавидят свои подольски “потому что”, без конкретных аргументов, а потому не имеют потенциала к их изменению? В таком случае эта система просто тестирует его, проверяет собственную устойчивость. Ведь только на человеках из Подольска она и держится. И еще одна непременная её часть – человеки из Мытищ. Анисимов в этой роли вполне реалистичен, но нет-нет да и покажет свою фирменную сумасшедшинку. Худой, избитый, голодный, “мытищинский узник совести” затравлен и сломлен. Как он шарахается от резких движений, с каким вожделением смотрит на бутерброд в руке полицейского… И как старается, чтобы получить кусочек! Он здесь для острастки и устрашения – чтобы показать герою, что его ждёт, если он не будет сотрудничать. В конце он интимно хватает Фролова за руку и ласково говорит: “Ты теперь с нами”. Разумеется! Ведь тот подписал протокол, не возразил обвинению ни в чём, признал свое ничтожество, отказался от собственной личности… Встроился в систему. И уже потерял возможность выйти на свободу – финал тому подтверждение.
Первого полицейского Власов играет в лучших традициях психологического театра, как по учебнику,– залюбуешься! Служака. Монолитный. Суровый, но справедливый. И свято верящий в свою работу (поэтому и наручники, и дубинку использует, но только если понадобится). На всём протяжении спектакля он ни на секунду не изменяет образу, не выдаёт инфернальности, которой в избытке, например, в том же персонаже у Сидельникова. И оттеняет таким образом фигуру Женщины-полицейского.
Госпожа Марина, подчеркнуто сексуальная, что в “Практике”, что на Литейном, здесь, напротив, асексуальна. Марина Солопченко – и учительница младших классов, с натянутой улыбкой и утрированными интонациями повествующая об “интересном”. И вожатая в пионерлагере (вон и галстук есть). И немолодая начальница, намекающая на преференции. И властная мамочка, которая гладит великовозрастных детишек по животику и раздает поручения. И сама Родина-мать, в благородном экстазе зовущая к патриотическому единению. То, как она превозносит достоинства родных палестин, звучит убедительно только в силу маниакальности. Ну и что, что плохо живем! Главное – интересно! Несостоятельность этой аргументации заметна со стороны, но безвольный Николай подпадает под её пропагандистское очарование. Хотя как с ней поспоришь! Реплика “Разве ваша девушка из группы «Мокрый Пушкин» такая же красивая, как я?” из её уст звучит угрожающе. “Что, не любишь Родину?”.
Время от времени свет меркнет, на сцену наползают красные занавески, полицейские начинают подёргивать головами, как марионетки. Участок превращается в линчевский Черный Вигвам, пристанище теней, которое каждый дух должен пройти на пути к совершенству. Только у Линча в конце второго сезона из Черного Вигвама выбрался не агент Купер, а его тёмный двойник, доппельгангер. А у Бычкова?..
