Драматургический дебют Дмитрия Данилова стал необычайно удачным: пьеса получила “Золотую маску” и стала одной из самых популярных для постановки – от экспериментальных лабораторий до солидных драматических театров. Спектакли по ней поставили “Театр.doc” и “Практика”, они идут в Ярославле, Норильске, Челябинске, Красноярске, Архангельске, Йошкар-Оле… В Петербурге этой осенью случилось аж две премьеры по пьесе “Человек из Подольска” – и Театр на Литейном на три недели опередил “Приют комедианта”, выпустив свою 10 ноября, в День сотрудника органов внутренних дел.
Рассуждать о причинах популярности пьесы можно долго. Тут и наболевшая тема взаимоотношений силовиков и населения, и общее ощущение существования на автомате, и рассуждения о “там, где нас нет”, и тончайше переданная абсурдность, градус которой в нашей жизни явственно нарастает. Но главное, наверное, то, что Данилову блестяще удалось пройти по лезвиям острых тем так, что никто не понял, что он на самом деле хотел сказать. Пьесу можно прочитать как вневременную притчу и как актуальную сатиру; как напоминание о необходимости жить осознанно и как манифест недопустимости насилия – пусть даже оно имеет самые благие намерения.
Режиссеры вольны выбирать сторону и расставлять акценты: даже небольшое сгущение красок способно изменить картинку до неузнаваемости, как в оптических фокусах с профилем девушки и лицом старухи. И режиссер Андрей Сидельников делает это так, что становится понятно: он рассказывает вовсе не лучезарную историю про строгие, но справедливые силы добра, которые помогают человеку жить более осознанно и счастливо.
Итак: Николай (максимально нейтральный Николай Красноперов) – обычный человек из подмосковного Подольска. Он поступил в университет по блату и выучился на нелюбимую специальность, спустя рукава работает на нелюбимой работе, встречается с нелюбимой девушкой и не проявляет к тому, что его окружает, никакого внимания. Однажды его задерживают полицейские и устраивают абсурдистский экзамен на знание родного города и любовь к нему. Николая забирают прямо из зала: он один из нас, и каждый мог бы быть на его месте.
Господин старший лейтенант (самый достоверный, пожалуй, здесь Игорь Павлов) – это такой хладнокровный и жестокий интеллигент, своим обходительным обращением напоминающий о том, что, например, верхушка СС очень любила Вагнера и классическую литературу. Милая и приветливая “госпожа Марина” (Светлана Шаврова) выкручивает Коле руку и за маской дружелюбия остается совершенно холодной – в ее искренность не верится ни на секунду. Время от времени на задержанного насильно надевают шлем, как у французских электронщиков Daft Punk, – такая визуализация зомбирующего устройства и намек на хобби главного героя (он играет индастриал в своей группе Liquid mother). Шлем – своеобразный переключатель реальности – из условно нормальной он переносит Колю в метафизическую. Он выглядит эффектно, но эпизоды с ним кажутся пустоватыми и поэтому затянутыми.
В метафизической реальности полицейские носят смокинги и общаются жутковато-утрированно. Но отчасти остаются собой: например, второй полицейский Михаил (комичный Евгений Тележкин) таскается с отчетами, беспокоится о возмещении средств на проезд, а для мозгового танца придумал мнемонический прием: “Перекресток, ДТП, взятка раз – взятка два…”.
В старом советском анекдоте рабочий завода несколько раз пытается собрать коляску для сына, а получается все равно автомат. Так и с полицейскими у Сидельникова: даже одетые в красивые костюмы и говорящие вежливыми и умными словами, они внушают опасение. Тем более сильное: почему-то, когда они вопреки логике не избивают и не подкидывают наркотики, получается еще страшнее. Они – иллюстрация того, насколько близко государство пытается подойти к человеку, как глубоко влезть в его жизнь: герои в форме стремятся “заглянуть в тайные уголки души, выяснить особенности личности, а не только ФИО”. И зачем? Судя по всему, чтобы нанести добро и причинить счастье.
Чем они и занимаются: пытают задержанных шокером, надрессировывают, как и что говорить, и только потом включают запись допроса. Заставляют танцевать (что довольно унизительно) и петь гимны. К слову, постановка уделяет больше внимания “мозговым танцам” – их полагается плясать под русские народные мелодии с па, иногда напоминающими пионерскую маршировку.
При повышении эмоционального накала насилия более выпуклыми становятся манипулятивные уловки полицейских, напоминающие о приемах госпропаганды: утаивание части правды, подмена понятий, ложные дилеммы. Вот так мы тебе помогаем любить и уважать Родину, по-хорошему, а могли бы отм**охать. В таких условиях еще более, чем в пьесе, странным выглядит противопоставление обшарпанных хрущевок Подольска с их богатством оттенков серого и цветных домишек Амстердама. И тем более неестественными смотрятся попытки заставить человека что-то любить.
Интересна фигура человека из Мытищ (от Максима Зауторова так и веет опасностью, но инфернальности его образу не хватает) – здесь он то агрессивный гопник, то полуобнаженный стриптизер. Из него “делают человека”, а получается страшное голое существо с белыми глазами и черной звездой на груди. Вот как выглядит тот, кому заглянули в тайные уголки души? Это получается, такой человек нам нужен?.. В финале он выходит к герою в полицейской форме. Так вот ты какой, оборотень в погонах! Кроме раскрытия провокации в этом коротком эпизоде содержится намек на то, что все герои – субличности Коли, и все, что произошло, – привиделось ему. В общем, сказка – ложь…
