Уже в девятый раз в Петербурге состоится вручение премии «Прорыв», главная цель которой — поощрение молодых, талантливых и смелых театральных деятелей (режиссеров, артистов, художников и менеджеров) и поддержка работ экспериментального и инновационного характера. Список номинантов, как всегда, такой, что сложно отдать предпочтение кому-то одному: в номинации «Лучший режиссер» представлено 10 очень сильных ребят! В номинациях «Лучшая актриса», «Лучший актер» и «Лучшая роль второго плана» претендентов чуть меньше, но выбор от этого не легче. Впрочем, выбирать одного самого-самого – задача жюри. А пока разберёмся, что же такого инновационного и экстраординарного сделали те люди, которые могут получить премию как лучшие молодые режиссеры сезона 2016-2017.
Александр Артёмов, Сергей Илларионов, Настасья Хрущева за спектакль «Фунт мяса» (БДТ)
Если верить сайту БДТ, изначально в планах театра стояла постановка пьесы Шекспира «Венецианский купец», одной из самой неполиткорректных его пьес. Напомним, что события в пьесе развиваются на фоне карнавала, где купец Антонио берет в долг у ростовщика Шейлока с условием, что если долг не будет возвращен вовремя, ростовщик вырежет из тела должника фунт мяса. Однако в ходе всё более глубокого погружения в материал режиссерская группа вскрывала одну за другой болезненные темы, касающиеся патриотизма, толерантности, равноправия, власти и так далее. Искались новые формы, новый язык, а Настасья Хрущева тем временем писала свою пьесу с теми же героями.
Так получилась работа в эстетике площадных гуляний и ярмарок, состоящая из словесных поединков, распорядителем которых является зловещий Бальтазар (Анвар Либабов), а возможность вырезать кусок плоти из тела оппонента предоставляется каждому участнику. Это довольно дерзкое сценическое высказывание, которое выходит за рамки спектакля в привычном понимании слова и превращается, скорее, в акцию, провокацию… По крайней мере, его создатели искренне так считают. Пожалуй, так и есть, потому что нередко находятся «униженные и оскорбленные», демонстративно покидающие зал во время действа. Ведь если хочешь оскорбиться — обязательно найдешь повод это сделать.
Фото: Стас Левшин
Марфа Горвиц за спектакль «С вечера до полудня» (Приют Комедианта)
Переосмысленная Марфой Горвиц пьеса Розова приобрела абсолютно китчевую манеру сценического воплощения: с карикатурными внешними обликами персонажей, марионеточными движениями и пафосными в оригинале диалогами, доведенными до абсурдизма. Все это похоже на какую-то иронию, даже издевку, изобличающую всю притворность и «ненастоящность» эпохи 70-х. Но сделано это не из злого умысла и не высмеивания ради, конечно, а чтобы как бы со стороны взглянуть на то поколение – поколение наших родителей – и лучше понять свои же корни.
Пожалуй, инновационность спектакля и заключается в уходе от быта, потому что советских драматургов до сих пор большинство режиссеров ставит прямо-таки по-советски: с сервантами, столами, сервизами за стеклом и тому подобное. Не пора ли перестать так слепо романтизировать то время?
Фото: театр Приют Комедианта
Илья Мошицкий за спектакль «Суд над Джоном Демьянюком. Холокост-кабаре» (театр «Мизантроп»)
Спектакль по одноименной пьесе канадского драматурга Джонатана Гарфинкеля, основанной на реальных событиях: судебный процесс над Иваном Демьянюком, который длился более 30 лет. В конце 70-х Демьянюку выдвинули обвинения в активном сотрудничестве с нацистами и соучастии в убийстве 20 000 человек в одном из концлагерей. Режиссер, как и драматург, оставил за рамками постановки объективные факты, доказывающие виновность или невиновность героя, сконцентрировавшись на исключительной абсурдности и театральности одного длительного судебного дела в череде подобных процессов. Поэтому спектакль решен в манере, близкой к театру Брехта или, как выражаются западные критики, «трагического цирка».
Это, конечно, спектакль не об одном конкретном человеке, а о целой системе, которая пыталась найти виноватых в ужасах второй мировой и тем самым примириться с самой собой.
Фото: театр “Мизантроп”
Николай Русский за спектакль «Снег Любви» (Этюд-театр)
Спектакль Николая Русского по рассказу Николая Русского. Два артиста, 6 персонажей, один картонный Николай Носков – «это здорово»! Главный герой — мальчик Миша, которого играет Анна Донченко. Она, кстати, за эту роль и еще за работу в спектакле «Любовь людей» Серзина тоже номинирована на «Прорыв».
Сама история на первый взгляд довольно банальна и подходит больше для криминальных хроник канала НТВ, чем для театра: мальчик принес из подросткового стрелкового клуба оружие похвастаться папе и случайно папу застрелил. Однако это не просто сюжет одного происшествия, это целый ребус, в котором прослеживается и ностальгия для поколения 90-х, и ирония, и откровенный фарс. В конце концов, трагическая составляющая уходит на второй план, оставляя впереди себя детали, знакомые каждому, кто знаком с антуражем городских окраин.
Что интересно, форма спектакля определяется не столько режиссером, сколько артистами. Вернее, определяет её, конечно же, режиссер, но в этом процессе он ориентируется исключительно на своих подопечных. Так, рисунок спектакля сильно меняется в зависимости от того, кто исполняет «мужскую» партию. И в этом есть особая режиссерская магия.
Фото: Дмитрий Дубинский
Максим Фомин за спектакль «Чайка. Сюжет для небольшого рассказа» (Театр Мастерская)
В начале было слово. Слово о премьере «Чайки» в Александринском театре, провал которой едва не лишил нас Чехова-драматурга. 4 артиста, среди которых и режиссер Максим Фомин, зачитывают отзывы о тойсамой первой «Чайке» в театре и о четырех главных ее персонажах: Тригорине, Аркадиной, Треплеве и Заречной.
А дальше начинается само действо. Ничего лишнего: только 4 героя, стол, четыре стула и проектор. Разные степени погружения в текст: над ним, в нем, вне его. Максим Фомин – тот вообще не только «артист как таковой» и Тригорин, а еще и своеобразный распорядитель, то и дело обращающийся в зал убедиться, что никто не заскучал, или иронично поругать того, кто все-таки не выключил мобильный телефон. Нет цели воссоздать сюжет. Скорее, создатели хотели сконцентрироваться на судьбе героев, на личной трагедии каждого из них.
Конечно, как всегда бывает на спектаклях по Чехову, на которых некоторые зрители почему-то до сих пор ожидают увидеть какой-нибудь дом с мезонином и костюмы 19 века, находятся громогласные недовольные такой вольной интерпретацией классики. Что ж, в данном случае они, сами того не замечая, становятся элементом спектакля.
Фото: Ната Кореновская
Андрей Гончаров за спектакль «Морфий» (Этюд-театр)
Одноименный рассказ Булгакова и сам по себе является довольно депрессивными и мрачным, а в сценической версии Андрея Гончарова этот мрак, кажется, доведен до апогея. Здесь с самого начала понятно, что надежды не будет, что герой – уже беспросветный наркоман. Еще больший ужас создает исключительный натурализм отдельных сцен: как герой с абсолютно каменным лицом вгоняет иглы себе под кожу и даже готов сделать то же самое с теми, кто пытается его спасти. Ему никого не жалко, да и его никому не жалко – кроме любовницы Анны Кирилловны, но и та, в конце концов, проигрывает. Хотя что там проигрывать, если и битвы-то никакой нет изначально. Даже на секунду здесь не было крика о помощи, лишь хладнокровный рассказ о собственном моральном разложении.
Фото: “Этюд-театр”
Виталий Дьяченко за спектакль «Анна Франк» (театр «ЦЕХЪ»)
Спектакль основан на материалах дневника девочки-подростка Анны Франк, которая вместе со своей семьей и еще несколькими другими семьями скрывались от фашистов в крошечной потайной комнате в здании бывшей фабрики её отца. В самом начале спектакля перед зрителем появляется лучезарная Анна двадцати семи лет, написавшая несколько романов и сборников рассказов, счастливая жена и мать. Только вот её не существует и никогда не существовало. Потому что девочка Анна умерла в возрасте 15 лет в концлагере.
Здесь дневник – это не столько памятник трагических событий середины 20 века, сколько хроника взросления одной девочки, которое, к сожалению, пришлось на период страшной войны и истребления целого народа. Но, как ни странно, в нем столько света и жизнеутверждения…Потому что жить и уметь радоваться нужно даже в бесчеловечных условиях, ибо другого шанса на жизнь уже не будет.
Абсолютно бытовые сцены ссор и примирений семей, ютящихся на немногочисленных квадратных метрах, решены в неожиданной не бытовой манере. Дневник вдруг становится Человеком, а звуки войны — это не взрывы и пули, а стекло и фасоль. И вот уже контекст происходящих событий уходит на второй план, а мы, зрители, видим только девочку и 2 года её молодости, первую влюбленность, мечты о счастливом будущем и безразмерную радость от возможности жить. Еще немного. Еще чуть-чуть.
Фото: Рома Власов
Мария Романова за спектакль «Птицы» (театр им. Ленсовета)
Детский спектакль по русским народным сказкам, которые знакомы если не всем, то большинству наших соотечественников. Во всяком случае, хочется на это надеяться. Народное творчествоздесь исследовано глубже, чем это обычно делается: ведь изначально народные песни, например, это не просто вокальные единицы, а определенное сочетание ритма и голоса, которое позволяет установить связь с Природой, с Землёй, зарядиться их энергией. Ритуалы в этом спектакле изучаются и воплощаются в первую очередь как содержание, а не как конечная форма. Всё это – атмосфера, игра актёров и материал, который, кажется, с рождения у нас в крови, – создаёт какую-то особенную энергетику.
Фото: Юлия Смелкина
Семён Серзин за спектакль «Любовь людей» (Невидимый театр)
«Любовь людей» начинается как комедия о быте простых деревенских ребят, а заканчивается трагедией в духе «леди Макбет Мценского уезда». Абсолютный минимализм декораций и реквизита: актёры буквально впечатаны в черную стену и от безысходности жизни своих героев будто бы становятся двухмерными изображениями на ней. Кинематографические крупные планы позволяют заметить мельчайшие детали мимики. Физическое взаимодействие почти исключено. «Почти» – ключевое слово, потому что кое-где оно все-таки есть, и на контрасте сила его эмоционального заряда увеличивается в разы.
Что там про любовь? Классический тезис «любовь зла» вместо романтических историй и хэппи-эндов. Одни из-за нее убивают, другие убиваются сами, третьи втаптывают в грязь все то, что дорого, или то, что должно хоть как-то способствовать миру и порядку на земле. А бывает, что и всё вместе. Что поделать, «вот такая вот любовь у людей…такая вот любовь»
Фото: Оксана Васько
Сергей Чехов за спектакль «Столкновение с бабочкой» (фестиваль «Точка доступа»)
«Столкновение с бабочкой» – роман Юрия Арабова, рассказывающий альтернативную историю российских революций: Ленин и Николай II преодолевают взаимную ненависть, становятся союзниками, и вуаля – страна спасена! Посыл понятен: готовность найти компромисс может предотвратить гражданскую войну и утвердить мир.
Сергей Чехов не брался за буквальную инсценировку романа. Скорее, спектакль – это фантазия на темы романа.
Всего 2 актёра, играющие не поддающееся подсчету число героев. До конца не ясно: реальные это исторические персонажи, вымышленные лица или, может быть, наши современники. Они встречаются в фантасмагорическом пространстве, своеобразном лимбе, чтобы по-другому разыграть исторический сценарий и исправить допущенные ошибки. Неизвестно, сколько раз уже состоялись их диалоги до того, как появился зритель. Кажется, что автор спектакля загнал своих героев во временную петлю, и все повторяется снова и снова, идет по одной и той же колее. Концертный зал Дома Композиторов благодаря сценографии и саунд-дизайну превращается в мистическое пространство, полное фантомов прошлого и стирающее грань между явью и сном.
– Могло ли случиться то, что происходит здесь и сейчас на глазах у зрителей?
– Да.
– Могло ли это оказаться лишь полночным бредом?
– Да. Можно ли переиграть судьбу – свою и своей страны, если бы была такая возможность?
-…
Фото: фестиваль “Точка доступа”
Вручение премии «Прорыв» состоится 12 марта на Новой сцене Александринки. Режиссером самой церемонии в этом году является Семён Серзин, который, решив органично объединить театр и музыку, обещает гостям настоящий концерт с живым звуком.
