Преподаватели филологических факультетов уже на младших курсах предостерегают студентов от наивного реализма – восприятия героев художественных произведений как живых людей. Мол, нельзя думать о том, что было дальше или что было бы, если бы они поступили не так, а иначе… Сюжет – это вымысел, созданный, чтобы донести некую идею, он имеет строго и неслучайно определенные границы. И нельзя страдать о смерти героя, ибо он есть фикция, а нужно размышлять о том, что этой смертью автор хотел нам сказать.
На спектаклях Театро Ди Капуа “Слово и дело” и “Жизнь за царя” стройная система человека, отученного от наивного реализма, искрит и ломается. Потому что их персонажи – самые что ни на есть настоящие люди.
В первом случае это обитатели Руси XVII века, во втором – члены партии “Народная воля”. Первые указом государя под страхом смертной казни обязаны доносить друг на друга. Вторые государственной политикой обречены добиваться своих целей путем насилия.
История – наука неточная, слишком многое здесь зависит от ракурса. Жонглируя одними и теми же фактами и по-разному вплетая их в повествование, можно создать два рассказа с противоположными знаками. Но конкретно эти повествования лишены авторских оценок. С бесстрастностью иностранца Ди Капуа предъявляет аудитории оживленные, овеществленные факты ее собственной истории и предлагает самостоятельно сделать выводы.
И не получается. Как просто все с плоскими обитателями страниц учебника – сразу понятно, где причина, где следствие, кто прав, кто виноват. Но вот живой “персонаж” стоит перед тобой и повторяет уже некогда сказанное. Он на расстоянии вытянутой руки, ты видишь его глаза, чувствуешь его ярость, решимость, смятение. Как здесь судить?..
Камерность постановок усиливает эффект. “Слово и дело” обычно проходит в катакомбах католической церкви, Петрикирхе, в неверном мерцании свечей, “Жизнь за царя” – под красной лампой в тесной “конспиративной квартире”. И если карнавальный тон первого позволяет в какой-то мере отстраниться от действия, то второй настолько интимен, что невозможно не почувствовать себя подслушивающим – а то и участником событий.
Добавляют красок оформление и актерская игра. Музыкальный орнамент (баян в “Слове и деле” – феерия!), парадоксальное сочетание формы и текста (письмо матери перед казнью под разудалую мексиканскую мелодию и под регги), виртуозность актеров, которые меняют маски, в секунду становясь совсем другими людьми, – все это заставляет затылок леденеть от жестокой правдивости происходящего и ощущения сопричастности.
Это захватывающе, странно и страшно. И не только потому, что истории большинства героев полны боли и крови. Но и потому, что самый отъявленный террорист и самый подлый доносчик в чем-то прав. И правда его, может быть, в стремлении к благой цели, которой иначе не достичь. А может быть, в отсутствии другого выхода из ловушки эпохи, закона, чужой воли.
Это то, что стоит пережить. Потому что употребить к этим спектаклям слово “посмотреть” не получается.