Самое обезоруживающее действие на зрителей оказывают спектакли, в которых главные герои и происходящие ситуации очень знакомы присутствующим в зале. Именно такой постановкой является спектакль «Как я была гадиной» Оксаны Погребняк по пьесе современного драматурга Алены Синицы в Культурном центре «ЗИЛ».
Спектакль является не только сценическим действием: он напоминает групповой сеанс психотерапии. Он вскрывает многие проблемы, которые случаются в российских семьях, но при этом замалчиваются, или же о них говорят шёпотом, за закрытыми дверьми: тема эмоционального и физического насилия и абьюза, ПТСР, передача травмирующего семейного опыта от поколения к поколению. Говорить об этих темах нужно и важно, ведь человек, даже несмотря на последующую (если это необходимо, конечно) работу с психологами и психотерапевтами, переносит в свою жизнь паттерны поведения семьи, в которой он рос.
При мысли об этой постановке в голове появляется слово «СЕМЬЯ», но не в контексте чего-то поддерживающего и вдохновляющего, а наоборот, подавляющего и разрушающего. В спектакле есть важный момент, физически воплощающий этот смысл: на авансцене стоит Аля, а за ней — Мама и Бабушка, которые до боли сжимают и друг друга, и Алю. Получилось такое странное чудище с тремя головами, отражающее жизнь этой семьи: женский род физически и эмоционально не может разделиться.
Бабушка. Эта фигура участвует во всех событиях, происходящих в семье, она всегда знает, как дочерям и внучке вести себя, с кем общаться, а с кем – нет. Каждый зритель в зале при первом же появлении героини узнаёт в ней женщину из собственной жизни. На лице Бабушки переживания и чувства практически не отображаются, но на каком-то бессознательном уровне чувствуешь, что такая непроницаемость — это маска, за которой спрятано многое: и разочарование в своей жизни, и попытки контролировать всех. У неё не было возможности проработать свои проблемы и психологические травмы, она глуха по отношению к чувствам родных. Её методы «общения» с дочерью и внучкой — унижение, физическое насилие.
Отец. Персонаж, который на физическом уровне присутствует, но эмоционально в жизнь семьи не включён. Он либо ругается с мамой, либо ест и пьёт за столом. Страшный момент, узнаваемый большим числом зрителей, и от этого ещё более жуткий – крики родителей за стеной и непонимающая Аля с немым вопросом в глазах. Но как будто отец тоже не виноват в том, что он такой: мужчина пришел с войны, потерял друзей, и очевидно, что у него серьёзное ПТСР. Но почему дочь с женой должны страдать?
Мама Али. Она присутствует в жизни девочки только как человек, который привозит разные вещи, а Але нужны просто слова «я люблю тебя» и объятия матери. И как будто можно понять Маму: она жила с деспотичной Бабушкой, муж находился в сложном психологическом состоянии, срываясь на неё и дочь. Но в конце спектакля возникает ощущение, что Мама способна ловко манипулировать дочкой: рассказывает о болезни бабушки, зная, что Аля согласится ухаживать за ней и тем самым освободит Маму от этого бремени.
Аля. Девочка – центр семьи и отличная мишень для абьюза всех членов семьи. Ребёнка с детства «разрывают» на две половины Мама и Бабушка, которые даже в вопросах воспитания не сходятся: когда девочка провинилась, Бабушка ругает, а мать гладит её по голове.
Мама, Бабушка, Аля, – три основных фигуры, вокруг которых разворачивается сюжет. Но есть и второстепенные герои, такой своеобразный хор, как в античной трагедии: девочки из больницы, медсестра. Для чего же именно такое окружение? Девочки в больнице выступают катализатором, который помогает Але разговориться и начать рассказывать о своей семье. Их совместные сцены добавляют юмора в постановку, уменьшая напряженность сценического действия. Увлечения девочек в Алиной палате (Гарри Поттер, гот-культура) указывают на конкретный временной период. Такие моменты цепляют зрителей, которые узнают себя в этих персонажах.
В пьесе нет этой героини, но в спектакле она появляется и привносит элемент жестокого гротеска – это медсестра. Она ведет себя очень типично для российской больницы, но это плохая типичность. Ей всё равно, что ребенок пишет записку о самоубийстве, медсестра смеется над этим, что непрофессионально и бесчеловечно. Она входит в зал, спокойно и доброжелательно общается со зрителями (в отличие от взаимодействия с девочками, с которыми она ведет себя жестоко-ехидно), что-то вечно жует. Да и её униформа скорее напоминает наряд из магазина для взрослых. Когда из кармана выпадает пачка сигарет, зрители смеются над этим, но это смех отчаяния: «Да, мы так живем, и ничего с этим поделать нельзя».
Получается, что мир спектакля — это тотальный женский мир, даже хор и медсестра – женщины. В этом мире нет мужчин, а если они и появляются, то приносят только разрушение, боль и слёзы.
Множество нерешённых психологических проблем, возникающих в том числе из-за враждебного и несправедливого окружающего мира, жестокость и жёсткость окружения, отсутствие эмпатии — эти болезни социальной жизни есть в спектакле. Но есть надежда, что зрители после того, как увидят все эти эмоциональные нарывы со стороны, начнут развивать сострадание и к себе, и к окружающим, понимая, к чему может привести каждое брошенное слово и агрессивное поведение.
