«Такие времена наступили – а никого ещё не расстреляли, будто не в России живём!»
В последние несколько лет имя Кирилла Серебренникова больше связано с судебными скандалами, чем с театром. Даже премьера его постановки «Палачи» в Гоголь-центре запомнилась не в последнюю очередь тем, что почти совпала по дате с отменой меры пресечения фигурантам по делу «Седьмой студии» и возвратом дела в прокуратуру. Сейчас, уже после скандальной истории с Павлом Устиновым, после одиночных пикетов и фактического возврата дела «Седьмой студии» в начальную точку, выбор именно этой пьесы для премьеры сезона не может никого удивлять. Здесь и сейчас, и именно этому режиссёру было необходимо поставить эту пьесу.
Имя Мартина МакДонаха уже хорошо знакомо русскому зрителю. По его сценариям сняты такие искрящиеся мрачной иронией фильмы, как «Семь психопатов», «Залечь на дно в Брюгге» и «Три билборда на границе Эббинга, Миссури». Его пьеса «Hangmen» (буквально – «Висельники») принесла автору высшую театральную награду Великобритании – премию Лоуренса Оливье. Её переводной вариант «Палачи» практически одновременно с Серебренниковым поставил в БДТ Николай Пинигин с Олегом Басилашвили в главной роли.
Ирония в том, что, если в БДТ попытались дословно сохранить оригинал с его суховатым юмором и Англией 1965 года, спектакль Гоголь-центра – это сперва Серебренников, и уже потом – МакДонах.
Казалось бы, чисто технически сюжет остаётся тем же: отставной палач, принадлежащее ему питейное заведение, рассказчики, в равной степени ненадёжные, равнодушие, жестокость, вечный вопрос того, может ли человек решать, кому жить и кому умереть. Но красота «Палачей» Серебренникова в том, что, поставив совершенно академический спектакль, он втоптал британский первоисточник в узнаваемую постсоветскую грязь. И это уже совсем другие палачи.
Сценография спектакля устроена таким образом, что сцена напоминает экран монитора, на который выведены картинки с камер слежения. Пространство чётко разбито на четыре прямоугольника, часть которых периодически перекрывается экранами, в реальном времени транслирующими происходящее. Такой ход не нов: его сравнительно недавно использовали и превративший сцену в экран мобильника Максим Диденко в своём «Тексте», и Кирилл Вытоптов в «Крошке Цахесе». Серебренников ничего не изобретает; просто грамотно и гармонично использует уже проверенные техники, ставя один из самых кинематографичных спектаклей из ныне идущих.
Безусловно, в этой постановке есть моменты, которые гораздо лучше смотрелись бы исключительно в английской версии чисто ввиду непереводимости культурного контекста. Есть детали, которые кажутся до комичности непродуманными. К тому, чтобы часть текста со сцены произносилась матом, современный зритель уже привык, и тем сильнее режет слух, когда обсценная лексика, уместная в контексте, у отдельных персонажей звучит дисгармонично. В минусы спектаклю можно записать ещё и то, что практически все действующие лица или пьяны, или с явными особенностями развития, речевыми дефектами, возрастными изменениями, – но эта нарочитая демонстрация «страны уродов» в какой-то момент перестаёт казаться навязчивой.
«Палачи» Серебренникова – не про людей, которые спускаются к завтраку пить чай в костюме-тройке. Они про наследие страны, в которой нет отмены смертной казни; есть только мораторий. Они про тех, кто не вешал, а расстреливал. Про тех, у кого были ваучеры «МММ», Сташевский по телевизору и ярусы домашних заготовок на закуску к водке. В какой-то момент у зрителя что-то сдвигается в восприятии, и происходящее на сцене уже не выглядит спектаклем. Это просто ещё одна сводка новостей. Привычная. Знакомая. И оттого гораздо более страшная, вопреки всему юмору, «вшитому» в текст.
В «Палачах» легко разочароваться, если ждать от них именно дословной постановки МакДонаха: наша «перестроечная» среда настолько не похожа на стереотипную Англию, что некоторые акценты смещаются очень сильно, почти до неузнаваемости меняя оригинал. На этот спектакль надо настраиваться, как на выпуск передачи «Следствие вели…», а не как на британский триллер. Нужно быть готовым и к лексике, и к врезке документальной хроники в видеоряд, и к вывернутым наизнанку повторам сцен. Только так можно прочувствовать на себе все вольно или невольно вложенные в постановку смыслы, чтобы в финале с лёгким онемением чувств понять: в Англии шестидесятых, Советском Союзе ранних девяностых и России двухтысячных совершенно ничего не меняется. Смертная казнь всё так же неоднозначна. Бывшие палачи всё так же в центре внимания журналистов. В Москве продолжаются одиночные пикеты в поддержку политзаключённых. И о погоде…
