Особый интерес к теме аварии на Чернобыльской АЭС у публики возник после сериала от HBO «Чернобыль», который в начале лета завладел умами и экранами всех, у кого есть доступ к интернету. Как это часто бывает, о важном и нужном «у нас» сняли «не мы», а противоречивая тема взбудоражила, и народ начал залезать как минимум в «Википедию» и — как максимум — в архивы, чтобы узнать, как же все было на самом деле и точно ли нам не наврали в том сериале.
Авторы Porusski пообщались с непосредственным участником событий — ликвидатором трагедии на Чернобыльской атомной электростанции Юрием Николаевичем Корсуном, который в 1986 году работал начальником объединения «Союзцентратомэнергострой» и был назначен на должность заместителя министра Минэнерго СССР — специально созданного для ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Юрий Николаевич, расскажите, пожалуйста, где вы были, когда узнали об аварии на Чернобыле?
Я был в командировке на Калининской атомной станции. Мы разбирали ход сооружения второго энергетического блока — должны были в 1986 году ввести его в эксплуатацию. И 26 апреля — это была суббота — выяснилось, что нет связи с главным управляющим «Союзатомэнерго». Через некоторое время появилась информация, что был какой-то хлопок на Чернобыльской атомной станции. Общегородскую связь заблокировали, и я приехал к директору Калининской АЭС, где мы по спецсвязи связались с «Союзатомэрнего» и выяснили, что организуют правительственную комиссию, которая вылетает на ЧАЭС. Мы быстро закончили все дела на Калининской атомной станции, и я выехал в Москву.
Уже в Москве узнал, что произошла авария на Чернобыльской станции, но информация, которая поступала оттуда, была очень мягкой, мол, там взорвался бак водородный. А на самом деле взорвался реактор с выбросом активности в атмосферу, с горящим графитом вокруг территории станции… Об этом узнали несколько позже, когда на станцию приехали специалисты. Очень быстро стало ясно, что масштаб катастрофы колоссальный. Хоть и узнали все достаточно быстро, к сожалению, абсолютный уровень радиации мерить было нечем. Масштаб аварии и радиационный уровень были такими, что штатными приборами, которые были у МЧС, измерить это было невозможно — все они зашкаливали. Активность была местами более тысячи Бэр, а штатные приборы электростанции замеряют уровни не более 50 Бэр. Никто не предполагал — ни научный руководитель проекта, ни главный конструктор установки, — что такая авария вообще возможна.
Какими работами вы руководили?
Правительство Советского Союза создало комиссию из ответственных министерств и ведомств, но в большей степени ответственность была на Министерстве энергетики и электрификации. В первую очередь нужно было отделить третий блок от четвертого, все это происходило в тяжелейших по радиационной обстановке условиях и организация этого дела легла на нас. Каждый день я пролетал над реактором — мерил температуру, уровень радиации. Также нужно было, чтобы продолжалась работа трех уцелевших блоков.
Люди работали над разделением блоков 3 и 4 по три, пять минут. Это было расчетное время, поскольку максимальная доза облучения для одного человека, установленная нашими санитарными структурами, составляла 25 Бэр (а допустимая доза облучения тогда была 5 Бэр в год).
Разделить общеблочные системы (то есть 3 и 4 блок) – это значит разрезать трубопровод из нержавеющей стали. Разрезать его можно только болгаркой с дисками с алмазным вкраплением. И вот бригада сидит и ждет в защищенном помещении , чтобы выйти к месту, где нужно резать этот самый трубопровод. Работают по три-пять минут.
Набрать 25 Бэр сразу — это как кувалдой по голове, будем так говорить. Даже набор двух-трех Бэр очень тяжело переносится. Я об этом говорю не понаслышке, а как непосредственный участник процесса. Гарантирована бессонная ночь в судорогах, привкус металла в пищевом тракте, язык становится дубовым и не поворачивается.
Из кого состояла команда ликвидаторов, как отбирались эти люди?
Вся информация, связанная с радиационным заражением, была у меня в сейфах, которые контролировались КГБ Украины. Армейская же группировка быстро сформировалась в основном из числа химвойск, инженерных войск, Министерства обороны и превышала 50 000 человек. Но всю оперативную работу — что, куда и как направлять — осуществляли мы, Министерство энергетики и электрификации. У нас было постоянно 15-20 человек высших офицеров, начиная от генерал-майора, заканчивая генерал-полковником. Группировка химвойск представляла собой не новобранцев, призванных вчера, а это были люди, которые призвались из запаса, возраст их был 35 лет и более. С одной стороны, это было хорошо, а с другой — не очень. Представьте себе человека вне войны, вырванного из семьи, со своими привычками — из-за этого были проблемы.
Работы велись круглые сутки. И мы, конечно, имели большое выбытие людей по набору 25 Бэр. То есть шла постоянная смена персонала. Также техника частично отмывалась до определенного уровня, например, на уровне радиации 20 миллирентген и ниже она еще эксплуатировалась, с ней работали люди, а если уровень превышал этот показатель, она изымалась и просто захоранивалась в большие траншеи глубиной примерно 15 метров. Траншеи выстилались пластикатом, стыки проваливались, организовывалось такое громадное корыто, представьте себе, шириной 150-200 метров, длиной 500-600 метров. Туда свозилась вся техника, в том числе военная, тепловозы разбирались по частям, автотранспорт, бульдозеры, экскаваторы, которые, в принципе, уже не отмывались и сами являлись источниками активного излучения. Персонал тоже проходил через жесткий режим радиационного контроля — менял всю одежду, шел в душевую, после этого мерили его уровень радиации, давали ему новую одежду, и он уже мог покинуть зараженную зону.
А ликвидаторы знали о том, какую дозу радиации они получают?
Знали, конечно. Еще такой момент: коллеги набирали ведро грибов белых в грязной зоне, и мы ели эти грибы с картошкой — очень хорошо, потому что вклад в заражение организма от этих грибов составлял менее одного процента относительно того, что мы получали на станции каждый день. Я это к чему: знал и персонал, что грядет каждому. Вообще, уровень воздействия радиации до 25 Бэр сегодня в науке противоречив и не изучен, но все говорят одно — это здоровья не добавляет, точка. Это действительно так. Могу вам сказать, что большинство людей, с кем я работал, ушли, причем люди, которые были по возрасту постарше меня немножко — во время чернобыльской аварии мне было 47 лет, а коллеги были моего возраста или чуть постарше — 48-49 лет. Страдали легкие, печень, почки. Что будет так, мы знали. У меня, в частности, была статистика по Японии (по атомным бомбардировкам американцами Хиросимы и Нагасаки в 1945 году. — Прим. Ред.), поэтому представляли.
Как проходила эвакуация людей из зараженной зоны?
Информация в абсолютном виде своем скрывалась. Она давалась в общем виде, чтобы обывателю было понятно, что есть опасность. Из 30-километровой зоны вокруг АЭС выселили 8 или 9 деревень. Всем им было тяжело, потому что это в основном старики, конечно, их не просто выселили, а переместили в новые места жительства. Но вы же понимаете, если человек тут родился, кладбище рядом, а там лежит дедушка, бабушка, прадедушка, прабабушка, то оторваться от родного места сложно. Людям по 65-70 с лишним лет, и им куда-то переезжать? Это тяжело. Да, с ними работали, мягко работали, объясняли. Но не все получалось. Часть из них прорвалась через охраняемую зону обратно, хотя внутренние войска оцепили 30-километровый периметр. Власти вынуждены были организовать автолавки, которые проезжали по деревням, и если там из людей кто-то встречался, то мог приобрести продукты. Но воду они пили из своих колодцев.
Когда началась ликвидация последствий Чернобыля, вы знали о ядерной катастрофе в городе Челябинск-40, которая случилась в 1957 году?
Знал. Но не столь глубоко, когда этим делом заинтересовался. Знал в принципе, что произошел выброс из отстойника активных вод, знал, что выброс попал в ручьи, а ручьи впадают в какие-то речушки или проточное озеро и так далее. И знал от тех людей, которые были участниками этой катастрофы, но она тогда не рассматривалась как катастрофа вселенского масштаба. Все это стало таким гротескным после того, как Советский Союз распался.
Интерес к аварии на ЧАЭС в этом году появился на фоне сериала «Чернобыль» от HBO. Вам удалось его посмотреть?
Я посмотрел четыре серии, пятую просто не стал. Что могу сказать. Перво-наперво сериал не несет никакой технической нагрузки, там, в принципе, ни о чем. Официальная версия, изложенная нами в докладе МАГАТЭ в Швейцарии, который представил Легасов — кстати, изумительный мужик был Легасов, я его знаю очень хорошо. Так вот. Официальная версия была довольно однобокой. Но советскую науку судить было нельзя. И судили Брюханова (директора ЧАЭС). Нарушение персонала были? Были. Согласование с научным руководителем ядерной производительной установки при эксперименте на турбине, где хотели получить дополнительную мощность, не получили, то есть нарушения персонала были абсолютно четкие и ясные. А вот что научное руководство и разработчики в лице генерального конструктора не доработали, то это афишировать и показывать было нельзя. Тогда мог возникнуть вопрос о компетенции советской науки вообще и о праве эксплуатировать энергетические блоки типа РБМК, которые, в принципе, могли нанести вред здоровью не только гражданам Советского Союза, но и прилегающих стран. Мировое сообщество могло высказаться и запретить Советскому Союзу эксплуатировать атомные станции.
Если вернуться к сериалу, то никто никогда в тяжелой ситуации на станции с персоналом так не разговаривает, как это показано. Никто не теряется, персонал ориентируется в том, что у него происходит. Да, после взрыва никто не мог представить, что активная зона взорвется, но персонал никогда бы не спросил: «Чему там взрываться?». В сериале показывают персонал как каких-то идиотов, болванов. Оперативный персонал на любой атомной станции — это очень организованные люди, грамотные, которые прошли ряд тестов, в том числе и на психологическую устойчивость. Туда так просто нельзя было попасть, нужно быть очень подготовленным человеком. Подтверждением, что это были очень устойчивые с точки зрения психики люди, является то, что никто не сбежал, все стояли до конца, понимая или не понимая, чем это грозит. Ведь не секрет, это ясно из документов, что многие просто получили смертельную дозу облучения. Персонал вел себя достойно и в рамках должностных инструкций. Все находились на своих местах до конца. В равной степени так же вели себя и пожарные, может быть, не понимая, но у них такая инструкция — тушить до конца. Сериал этого не показывает вообще.
Но, вы знаете, лишних знаний не бывает. Важно, чтоб эти знания правильно понимались. Я отношусь к этому сериалу в целом позитивно, как к факту его появления. Я согласен, что еще много темных пятен в истории Чернобыля…
