Летний фестиваль искусств “Точка доступа” специализируется на театре сайт-специфик, то есть помещённом в несвойственное ему пространство, которое при этом выполняет важные постановочные функции и является значимой частью действа. В разные годы на фестиваль привозили (либо ставили специально под него) представления, обживающие городские улицы, вокзал, старый форт, торговый центр, жилую квартиру, даже дамскую уборную!
Пятая по счёту “Точка доступа” отчасти вдохновилась эдинбургским “Фринджем” и показала четыре спектакля в основной программе и аж двадцать девять в свободной. Причём многие из них можно отнести к сайт-специфик с большой натяжкой. Но то, о чём они помогают задуматься, важнее и интереснее, и делают “ТД” больше, чем энциклопедией сайт-специфик.
Далее – пять наблюдений по итогам фестиваля.
Нетеатральные пространства обнаруживают огромный потенциал театрального использования. Например, подобно хиту предыдущих годов “ТД”, “Разговорам беженцев” Владимира Кузнецова, спектакль “Прощай” Дриса Верхувена обосновался на вокзале. И такая локация снова оказалась весьма кстати в создании атмосферы – но уже совершенно по-другому.
Театральным пространством может становиться не только реальное место (пусть и нетрадиционное – гараж, университет, пароход), но и область ментальных конструкций и концепций. Например, внутреннего мира, личных границ и оценок (как “Агрегация” от московского Трансформатора). Или закона и права, как в случае с “Пожалуйста, дальше (Гамлет)” Яна Дейвендака и Роже Берната, который исследует судебную систему разных стран. Конечно, на неизведанных территориях не обойтись без проводников: в качестве прокуроров и адвокатов в постановках проекта выступают реальные специалисты. Правда, судей в России в первый раз за 8 лет успешной жизни проекта найти не удалось – их роль исполнили юристы. В первый, но не в последний – с локализацией в Китае та же самая проблема. Вот такой инсайт уже на этапе подготовки – а сколько их приходит в процессе! Показательным выглядит, например, то, как индифферентно потенциальные присяжные – зрители – относятся к деталям дела. И, конечно, о многом говорят три оправдательных приговора из трёх. “Пожалуйста, дальше (Гамлет)”– это эксперимент: знакомый сюжет разыгрывается на материалах реального уголовного дела по всем правилам текущего законодательства, и погруженный в контекст зритель выносит из него гораздо больше, чем в него мог бы вложить режиссёр-иностранец. Отсюда – третий пункт.
Читайте также: Самый гуманный в мире: суд над Гамлетом от Яна Дейвендака и Роже Берната
Современный/сайт-специфический/экспериментальный театр отличается от “классического” тем, что не приемлет предсказуемого воплощения авторского замысла и даёт зрителю возможность построить действие для себя самому. Мы получаем не историю с конкретным набором смыслов, а схему, идейный каркас, который можем наполнять смыслами так, как нам это удобно. Дальнейшее – наше усмотрение и, возможно, воля случая. Например, в “Агрегации” зрители-участники сначала выписывают то, что они хотят сказать/услышать, но не могут, а потом перемешивают реплики и зачитывают их в парах. Заданная авторами структура предельно проста и нейтральна, абсолютно всё, что прозвучит, – ситуативно и непредсказуемо, тем более удивительна целостность действия и возникающее внутри него волшебство.
Ещё один пример – проект французской театральной компании “Энциклопедия слова” Jukebox ‘Петербург’, где 41 звук Петербурга отобран для проигрывания по принципу музыкального автомата: зрители выбирают названия отрывков из программки, а актер Роман Михащук воспроизводит их как мелодии – вплоть до мельчайших тоновых переходов. Помимо концентрации на том, насколько информативна на самом деле речь и как много о человеке говорят его речевая манера и интонации, любопытные неожиданные смыслы рождает соседство разных отрывков (например, версус-баттла и пресс-конференции политиков). Михащук здесь не столько музыкальный автомат, сколько музыкальный инструмент, его исполнение виртуозно, нарисованные голосом портреты очень узнаваемы, но он не играет своих персонажей, не проживает за них, не действует в предлагаемых обстоятельствах. Кто он здесь – актер, перформер? Определить происходящее не так просто. Об этом – в-четвёртых.
В программе фестиваля помимо спектаклей есть “событие”, “эксперимент”, “перформанс”, “ивент”, “сеанс”, “сессия”. Куратор и продюсер Мария Слоева во втором выпуске запущенного совместно с фестивалем подкаста Вани Демидкина “против тяьтра” говорит, что театром сейчас часто называют то, для чего пока нет названия.
Попытки привести разнообразие пунктов программы к единому знаменателю проваливаются: получается, что для того, чтобы получился театр, на самом деле ничего не нужно, кроме зрителя и идеи, способной вовлечь его в игру. Как в той же “Агрегации”. Или в спектакле “Прощай” Дриса Верхувена, который формально разворачивается на вокзале, а фактически происходит в голове зрителя. Под трагического Генделя перед его глазом в телескопе проплывает текст бегущей строки с табло, подвешенного далеко-далеко на стене панельной многоэтажки. История представляется чередой прощаний: нам напоминают о вещах, событиях и явлениях, которые навсегда ушли из жизни города, и мелкие детали становятся маркерами больших историй (“Прощай, американский флаг на Фурштатской”). 15 минут “действия” концентрируют огромный массив информации и эмоций.
Это повод вспомнить детство (“Прощай, домино во дворе. Прощайте, бабушки у парадной”. “Прощайте, номера наизусть”), подумать о вымышленном вчера (“Прощай, дядя Степа, здравствуй, закон и порядок”) и реальном сегодня “(Прощай, Розенталь, здравствуй, автозамена, здравствуйте, феминитивы”), об иронии судьбы и истории (“Прощай, научный атеизм, здравствуйте, верующие коммунисты”, “Прощай, Иегова, здравствуй, йога”). Потенциально каждое из слов после “прощай” – маленький камушек для лавины воспоминаний и мыслей как грустных (сколько прекрасного уходит, не спрашивая), так и радостных (многое ушло – и слава богу). Бегущая строка кажется сердцевинкой кроссворда, к которой – буква за букву – цепляются тысячи слов, наборов которых столько же, сколько и людей. Театральность опыта несомненна, но так и хочется здесь поставить фирменный хэштег фестиваля: #развеэтотеатр? Происходящее не лезет в формальные рамки, “как” – слишком расплывчато и не классифицируемо, остаются “что” и “зачем”, содержание и цели. Об этом – в-пятых.
Во все эпохи театр играл важные социальные функции (актуализировал классовое деление, клеймил пороки, воспитывал гражданина etc) и служил индикатором общественных настроений (например, иллюстрировал борьбу светского и религиозного начал). Театр по версии “ТД” весьма красноречиво уравнивает зрителей свободной рассадкой, разрешает им то, что обычно запрещено (снимать видео, делать фото, не выключать звук на телефонах), делает их активными участниками происходящего, отказывается от дидактики и императивов и фиксирует стремление современного человека, во-первых, к познанию себя и, во-вторых, к жизни в моменте.
Первое происходит через обострение работы органов чувств (“ЛАВ” апеллирует к обонянию, “Фазы быстрого сна” – к слуху, “Слепота” – ко всему, кроме зрения). А ещё – через изучение мотивации в экстремальных проявлениях (убийцы в “СОНМ”, самоубийцы – в “ЧАСТИ | Психоз 4.48”), психологических проблем (на перфопсихотерапии “Все триггеры только о любви”), уязвимости (в “Интимном”), идентичности (в “Живых течениях”, “Омском vibe”) etc.
В смысле второго очень показателен проект “Кирпич” от “Перфобуфета”: на протяжении десяти дней десять человек по очереди проводили целые сутки с обыкновенным кирпичом, не расставаясь с ним ни на минуту и фиксируя происходящее в стриме. На результирующем представлении они рассказали о своих впечатлениях и поделились прозрениями. Кто-то сравнил кирпич с любовью, которая с тобой, что бы ты ни делал (“Все сидят, и ты сидишь, но у тебя кирпич”), кто-то – с тяжелой проблемой, которая оставляет следы даже после избавления от неё; кто-то задумался о своей жизни, которая менее интересна и насыщенна, чем у камня, кто-то почувствовал энергетику, которую кирпич накопил, пройдя через столько рук… Но лейтмотивом всех историй стала способность кирпича зафиксировать носителя в “здесь-и-сейчас”, затормозить его бег и заставить жить в настоящем. А это едва ли не важнейшая и очень непростая задача для сегодняшнего человека, живущего в вечном стрессе, атакуемого навязчивыми инфопотоками.
Получается, что такой – безымянный – театр, #этонетеатр от “ТД”, оказывается театром в самом каноничном, шекспировском его прочтении: он держит перед нами зеркало. А отсутствие чёткой сложившейся формы с её неизбежным диктатом делает его гибче и подвижнее в выражении идей, важных для его авторов – и для всех нас.