Павел Пряжко уже достаточно известен как драматург. Он был удостоен первой премии “Конкурса конкурсов” фестиваля “Золотая маска”, с его текстами работали такие режиссёры, как Филипп Григорьян и Иван Вырыпаев, а первая читка его пьесы «Сосед» состоялась в прошлом году в рамках фестиваля молодой драматургии «Любимовка». Режиссёром тогда тоже выступала Лера Суркова, чья постановка недавно была представлена на Новой сцене московского театра на Таганке.
«Сосед» – по-своему гениальный спектакль. На протяжении всего действа зритель ждёт сюжетного поворота. Кульминации. Развязки, в конце концов. И только в самом финале, когда в облаках белого дыма девушка в спортивном костюме садится за арфу, будто бы цементируя своим появлением всё происходившее, приходит осознание.
Их и не должно было быть.
«Сосед» – это полтора часа разговора. В реальном времени, без допущений и попыток приукрасить действительность. Больше того, это полтора часа совершенно пустого разговора, который узнаваем настолько, насколько узнаваемы смутно знакомые лица в толпе прохожих. Каждый из зрителей знает таких людей или, возможно, был на месте кого-то из них. Один из героев полтора часа подряд пытается зайти в дом, чтобы хотя бы переодеться с дороги; другой, классический такой бодрый пенсионер, ведёт с ним беседу, которой зачастую можно только поддакивать.
Первую половину этого затянувшегося разговора двух дачников через забор не читавшие пьесу люди отчаянно пытаются разглядеть напрашивающиеся конфликты: а что, если у пенсионера на самом деле никого нет, и все его рассказы о жене и дочери – всего лишь старческая деменция? А что, если кто-то из них на самом деле опасный маньяк? А что, если в хрестоматийном «пакете с пакетами» на самом деле наркотики, сокровища, части расчленённого тела?.. Разум оставляет эти попытки в первые же полчаса. «Сосед» – не психологический триллер и не драма, он, скорее, бытовая трагикомедия. Просто иногда пенсионерам хочется поговорить; просто иногда молодёжь попадается вежливая и очень терпеливая.
Всё это действо происходит в минималистичных декорациях со вставками прекрасной музыки, с элементами хореографии, с чисткой реальной картошки реальным ножом в реальную кастрюльку советского образца, знакомую каждому в зале. И в какой-то момент зритель ловит себя на том, что уже не смотрит спектакль.
Он смотрит через забор.
Ни один из героев не говорит ни об одиночестве, ни о сострадании, ни о личных сожалениях; всё это считывается по не произнесённому вслух. Тонкость текста пьесы в том, что Пряжко не боится обрывать фразы и оставлять вопросы без ответов. Так говорят и ведут себя живые люди, неотличимые от зрителей в зале, и именно эта подкупающая естественность вызывает неизбежное сопереживание. Это тот редкий случай, когда фактически не имеющий сюжета спектакль действительно интересно смотреть, как бывает интересно дослушать до конца обрывок чужой беседы о чём-то очень близком и понятном.
