О чем расскажут фотографии Вадима Гущина

В Центре фотографии имени братьев Люмьер проходит выставка работ российского фотографа Вадима Гущина «Из частной библиотеки». Гущин работает с наследием русского авангарда в искусстве и представляет современную российскую фотографию в самых разных уголках планеты.

На выставке представлены шесть циклов работ, которые объединяет идея предмета, а именно – книги. Семнадцать натюрмортов, на каждый из которых Вадим Гущин потратил не менее четырех часов. Что именно спрятано под обложкой изображенной книги? Сборник стихов, путеводитель или просто бумажка? Ответ на этот вопрос у каждого зрителя будет свой.

Геометрия в работах неслучайна, автор продолжает традиции Малевича. Символично, что единственная открытая книга рассказывает о художнике-авангардисте. Увидеть в обыденных вещах нечто прекрасное и вечное – главная идея творчества Вадима.

Вадим, Ваши ранние работы – это черно-белые фотографии. Расскажите, пожалуйста, как цвет пришел в Ваше творчество?

Я сам из советской эпохи и начал заниматься фотографией в конце 80-х – тогда вся фотография была черно-белой, если не брать репортаж, спортивные мероприятия и театр. Художники-фотографы снимали на черно-белую пленку. Я по достоинству оценил возможности черно-белой фотографии, влюбился в нее и не испытывал потребности перехода на цвет, хоть и появились возможности, цветные пленки, и можно было снимать. Меня не интересовали цветовые соотношения, потому что принципиальная разница между цветной и черно-белой фотографией заключается в том, что в ЧБ концентрация внимания идет на форме, а в цветной, наоборот, форма становится служанкой цвета. Это как болванки для отливки, как литейная форма – в форму заливается цвет. Но в 2010 году я почувствовал некую исчерпанность в черно-белой теме, вышла большая толстая монография, и нужно было делать что-то новое. Так что я стал снимать на цвет, поначалу робко, но потом начал понимать, что что-то получается, и вошел во вкус, и с тех пор работаю только в цвете.

Когда вы проводите предметную съемку, то сами для себя представляете, кому принадлежат эти вещи, или это остается на усмотрение зрителя?

Вещи принадлежат мне, я всегда работаю с тем, что вокруг себя. Это моя концепция. Рассказать о современной жизни, о времени и о себе, но другими способами. Я снимаю предметы, которые используются здесь и сейчас. Через эти предметы мы можем понять, что это Россия, 2010-е годы, и через метод съемки тоже, но мой принцип – это повседневные, банальные, простейшие вещи в кадре, которые реально используются в жизни. Я избегаю снимать антикварные «красивости». Есть возможность пойти в букинистический магазин, накупить диковинных книг с вензелями, потертыми корешками, составить натюрморт в стиле Нестора-летописца, но это не отвечает моей концепции. Медиафотография очень тесно связана с реальностью, в отличие от живописи. Живописец берет что-то из своего сознания, а фотограф снимает то, что есть в мире.

Знаменитая поговорка «Камера никогда не врет» работает?

Она врет, конечно, но не так глобально. Все-таки за камерой стоит глаз и голова, мозг, который интерпретирует эту реальность. То, что делаю я, существует только у меня, в моей студии, и превращается в фотографию, но чтобы это сделать, я должен это увидеть, интерпретировать. И камера как инструмент, конечно, не врет. Так что в принципе все довольно честно.

То есть все эти книги ваши, вы их читали? Или они все-таки подобраны по обложкам?

Все эти книги из библиотеки моей и моих родителей, чтобы не лукавить, есть несколько экземпляров из ближайшего окружения. Я их если не читал, то пытался читать. Некоторые по нескольку раз. Потому что нужно много объектов для работы над разными сериями. Многие книжки кочуют из одной серии в другую, и я не вижу в этом ничего плохого, если они по-другому подаются.

Насколько важно лично для вас, что написано в этих книгах?

В большинстве случаев не так важно, но в некоторых работах есть несколько корешков, на которых есть писатели. Николай Гоголь, Иттен «Искусство формы», «История русской церкви», – это уже конкретно говорит о человеке.

То есть уже конкретно о вас?

Это все обо мне. Даже если просто абстрактная работа, это все равно обо мне. Каждая удачная фотография – это автопортрет в той или иной степени. А если речь идет о предметах, которые человек использует, они говорят о нем очень много, а книги – еще больше. Я специально намерено не включаю большое количество подписей к этим книгам, мы не видим большинство корешков, названий, ведь открытость трактовки здесь очень важна. Зритель для себя сам определяет, что это. Здесь есть книги на иностранных зыках, немецкие поэты, например, но в данном случае это не важно. С оранжевым у вас может ассоциироваться, допустим, Чехов, а с зеленым – Диккенс. Так же, как есть цветомузыка, на мой взгляд, есть и цветолитература, и вы, исходя уже из вашего культурного багажа и вашего мироощущения, для себя отгадываете. И вам это должно нравиться не только визуально, но и в смысловом плане.

Так случайно получилось, что на работах этой выставки преобладают громкие, чистые, как называют, основные цвета?

Это супрематическая традиция. Я продолжаю традицию русского авангарда, которая началась от Малевича в 1915 году, – этим занимались живописцы-шестидесятники, до сих пор некоторые продолжают. Это люди, которые до сих пор живут и здравствуют. Я пытаюсь работать в этом направлении, использую медиафотографию. И в этом смысле я очень рад, когда мои фотографии узнают как русское искусство. Я ассоциирую русское искусство не с матрешкой и балалайкой, а именно с тем, что является культурной референцией. Русский авангард узнают во всем мире, это факт, и отсюда идут чистые цвета. Супрематизм берет начало из иконы. И Малевич не зря называл свой черный квадрат антииконой.

Когда вы представляете новую работу зрителю, то хотите больше донести какую-то идею, или чтобы человек нашел в вашем творчестве какой-то свой смысл?

Это взаимный процесс, взаимодействие работы и зрителя. Мне хочется, чтобы это вызывало положительные эмоции и нравилось чисто визуально. Я не считаю себя каким-то культурным миссионером, но, с другой стороны, пропагандирую книгу и, конечно, классическую культуру. Я хочу, чтобы люди больше читали, особенно молодое поколение. Книга – это культурное наследие, это символ, который потихоньку уходит из нашей жизни. Я здесь не ставлю таких социальных вопросов, их можно было бы как-то по-другому решить, это проблема того, что книги относят в библиотеки, потому что они больше не нужны, и читают исключительно электронные издания. Они не занимают места, в один прибор можно «запихать» все собрание сочинений Толстого.

Для вас книга должна быть обязательно печатная?

Да, я пытался, но я не смог читать электронные книги. Возможно, это консерватизм, связанный с возрастом. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы бежать впереди паровоза и быть суперсовременным. В этом отношении книга – это объект, который соотносится с моим мироощущением.

Из всей этой выставки есть какая-то самая любимая работа?

Дело в том, что здесь все работы любимые. Когда выставка маленькая, то выбрать работы к ней сложнее, чем к большой. Каждая работа – это довольно серьезное решение. Здесь есть произведения, которые выставлялись заграницей, в Китае, на фестивале Пеньяо, но в Москве – впервые. Здесь нет проходных, все хорошие, но в качестве визитной карточки выбрана «Книги в коробке» – максимально чистая, по моим внутренним ощущениям, одна из самых удачных. Эта простая композиция больше остальных отвечает задаче визуального манифеста. Она геометрическая, здесь очень четкие формы, чистые цвета, мне показалось, что она довольно лапидарна по сравнению с остальными композициями, простая и четкая, поэтому ее выбрали. Мне кажется, что она должна нравиться больше, чем другие. Чисто интуитивное предположение, но это не первая моя выставка, было уже больше 35-ти персональных, и опыт подсказывает, какую работу выбрать в качестве манифеста.

Вы один работаете? Никого не пускаете в мастерскую посмотреть, подсказывать, возможно, поучаствовать в процессе?

Никогда не пускаю. Это очень интимный процесс, например, как у живописцев или как у поэта, который пишет стихи. Он никого не пускает к себе в блокнот, то же самое и здесь. Это не коллективный труд. В процессе печати работники лаборатории чисто технически могут как-то подготовить файлы, но все в моем присутствии, сугубо индивидуально. И здесь старославянское слово «сугубо» означает «вдвойне».

Есть какие-то люди, события, явления, которые повлияли на концепцию вашего творчества?

Это целая плеяда художников, могу называть своих любимых. Это классические русские живописцы, Кандинский в цвете, а Малевич в форме, шестидесятники-геометристы, Владимир Немухин, Эдуард Штеинберг. Что касается фотографий, то я черпаю вдохновение и провожу референции больше все-таки к живописи, хотя я люблю фотографию, занимаюсь ей и преподаю ее.

То есть вопрос «Фотограф или фотохудожник?» можно уже не задавать?

Художник-фотограф, так будет правильно. Художник – это статус человека, то, чем он занимается. Ведь я в первую очередь занимаюсь артом, искусством, а потом уже фотограф, потому что это определяет медиа, с помощью которых человек создает свои работы. Это может быть художник-живописец, художник- график, художник-фотограф. И сегодня фотография абсолютно полноценна как медиа и занимает почетное место в практически во всех мировых музеях и наших московских в том числе.

В разных статьях вас зачастую называют Малевичем современной фотографии. Как сами относитесь к такому сравнению?

Это, мне кажется, слишком сильно, я на такое звание не претендую, но параллели очевидны. Наверное, так и должно быть. Сначала ты себя встраиваешь в культурную традицию, которая может длиться 200, 300 и больше лет, – это обязательно для каждого серьезного художника, ведь он не может появиться из пустоты. И только на новом витке развития, соответственно, уже можешь сказать что-то свое. Но Малевич – он же был не один, и если говорить о каких-то параллелях, то мне Любовь Попова больше нравится, честно говоря.

Идея вот такой выставки пришла молниеносно или долго вынашивалась?

Идеи постоянно варьируются. В принципе, я занимаюсь одним и тем же уже около 25 лет – я работаю с предметом. Моя идея – вытащить объект из обыденного и показать его значимость, превратить его в некий символ, в идею, архетип, – вот моя задача. Я трансформирую профанное в сакральное. Но методы работы варьируются в зависимости от того, как я это вижу и каков мой жизненный этап в данный момент, потому что люди меняются, каждые пять лет обновляются клетки, и если вы после такого долгого перерыва встретите своего знакомого, то можете с ним не здороваться – это уже другой человек.

Но при этом у книги клетки не меняются.

Да, и что касается рождения идей, то в мире существует две тайны – тайна смерти и творчества, мы никогда не можем понять, откуда это и как. Я не могу аргументированно объяснить, почему я занимаюсь этой темой – я снимаю натюрморт, но не людей, но я могу четко определить, что работаю в этой культурной традиции с фотографией и пытаюсь таким образом говорить о времени и о себе.

Но больше о времени через себя или о себе через время?

О времени через предмет и его интерпретацию в пространстве моей студии.

Фотографии предоставлены пресс-службой

Вера Земцова

Дипломированный инструктор по йоге, недипломированный историк, путешественница со стажем. Пишет книги и пьет кофе в разных часовых поясах.