Это история про человека и мегаполис. Персонажи пьесы – типичные жители большого города, они узнаваемы. Каждый из них ведет ночной образ жизни, не может заснуть, шляется по улицам, что-то ищет. Их жизнь – «адок»: не ад, не что-то страшное и исключительное, а обыденный такой «адок», привычный.
Полина Золотовицкая, режиссёр.
Пьеса Пауля Бродовски «Дождь в Нойкёльне» с большим успехом идёт в Германии и уже несколько раз ставилась в России. Новое её прочтение при поддержке института Гёте в Театре «Практика» поставили выпускники Мастерской Олега Кудряшова.
На первый взгляд, более чем понятно, почему в Германии пьеса считается настолько модной. С момента её написания прошло несколько лет, но список персонажей «Дождя…» не перестал быть актуальным. Бомж Ибрагим, охотник на лис с замашками нациста, – это всё на фоне современных проблем с наплывом мигрантов в Европу смотрится особенно злободневно.
Однако по факту пьеса Бордовски не вполне про бомжей, иммигрантов и нацистов. Она про конкретный фрагмент города. Нойкёльн – неблагополучный район Берлина, изгаженный, заплёванный, подсвеченный неоном и местами сюрреалистичный, и его образ считывается в диалогах героев, достраиваясь в воображении. Практически все режиссёры, ставившие эту пьесу, делали ставку на минимализм, но в версии Полины Золотовицкой он практически доведён до крайности: сцена погружена в темноту за решёткой из металла, стекла и то загорающихся, то гаснущих неоновых ламп. Кроме этой темноты и то и дело выступающих из неё фрагментарно подсвеченных героев на сцене нет ничего.
Зато в голове зрителя начинает по крупицам проступать город. Возможно, даже не Берлин; просто город, малосимпатичный, но какой уж есть.
По сути, «Дождь в Нойкёльне» практически полностью состоит из монологов. Каждый персонаж то думает вслух, то оправдывается, то ведёт личный дневник, не стесняясь в выражениях. Среди них нет ни одного главного героя, нам просто дают подсмотреть этот кусок городской ночи с разных точек зрения, подбрасывая свидетельства ненадёжных рассказчиков. Он закольцованный по структуре, расплывчатый по лексике, что удалось сохранить как в переводе, так и в актёрской подаче со сцены, и тревожный по ощущениям, как долгая бессонница.
Но главная ценность этой постановки – не современная лексика и не минималистичный неон. «Дождь в Нойкёльне» – об одиночестве и непонимании. Практически любой из персонажей составляет своё мнение о других по тем крупицам данных, которые ему доступны, и практически всегда это мнение ошибочно. Таксист видит девушку, похожую на турчанку, и автоматически думает, что она турчанка; по умолчанию считает, что ей нечем заплатить, когда она садится в его такси ночью; решает, что она проститутка, когда она достаёт деньги… Эти выводы наслаиваются один на другой, копятся, создают образ, в котором нет ничего общего с правдой. И проблема здесь не в том, что в конкретном случае выводы ошибочны и основаны на личных предубеждениях. Проблема в том, что сама эта ситуация повторяется снова и снова: при встрече с бомжом, приезжим, уборщицей, лисом на помойке жителю большого города проще думать уже сложившимся стереотипами, чем приглядеться к живому собеседнику.
«Дождь в Нойкёльне» при всём этом – спокойное, почти медитативное произведение, абсолютно противопоказанное тем, кому не хватает толерантности. Оно не оставляет в сознании тяжёлый эмоциональный след. Скорее, оно немного корректирует восприятие окружающей действительности.
Выходить после него в вечернюю тьму и неон в этом каком-то смысле даже сюрреалистичнее, чем смотреть сам спектакль. Мимо вас неизбежно пройдут говорящие на арабском дворники, будет мокнуть на каком-нибудь углу под снегом девушка в слишком короткой для погоды шубке, просигналит кому-то таксист… И ни о ком из них вам не будет известно ничего, кроме стереотипов – и того, что вы в текущий момент времени живёте в одном и том же городе.
В Нойкёльне дождь.
В Москве снег.
Вот и вся разница.
