Пятый пункт двадцать девятой статьи Конституции РФ декларирует запрет цензуры, но прямо или косвенно мы осознаем, что государственный контроль над сферой культуры существует, и выражается он не только прямыми запретами – например, в кинематографе есть такое понятие, как “прокатное удостоверение”. Разбираемся, какие формы может приобретать цензура, как это влияет на сферу искусства на примере СССР.
В изобразительном искусстве СССР не было цензуры, была диктатура госзаказа. Литераторы были подвержены жестокому террору с четко обозначенными границами того, о чем они могут и должны писать, но определить в литературе антигосударственные настроения – дело привычное, а с картинами сложнее. Это не означает, что над художниками не висел тот же дамоклов меч. Цензуру дополняли критики, которые делили художников не на талантливых и неталантливых, а на подходящих или неподходящих для построения светлого социалистического будущего. Если вы думаете, что самое главное – выразить идею, себя с помощью искусства, то вы абсолютно не подходите партии. Или ваши идеи должны совпадать с общегосударственными.
Ограничивать художников позволяло отсутствие свободного рынка. Перестала существовать буржуазия, которая покупала картины и финансировала бедных (и не очень) художников. Экономика, в которой единственный потребитель – государство, позволяет контролировать арт-рынок без террора и репрессий.
Государство требовало от искусства следовать одной цели – идейному воспитанию гражданина. Авангард не подходил на эту роль: слишком много разных «-измов», у каждого из которых своя истина. Рефлексия над культурой, критика искусства – для партии это было лишним. Нужно было изображение социалистической реальности, устремленной в светлое будущее. «Самый передовой» способ изображения этой действительности определился в 1934 году на Союзе Писателей, где общественности был представлен соцреализм.
В политическом смысле соцреализм поглотил авангард, в эстетическом – победил. Новый метод тоталитарного искусства перенял цели авангарда – построить новое общество, создать нового человека! Соцреализм, начавшись с Союза Писателей, поглотил все жанры и все институты. У авангарда никогда не было такой принудительно большой аудитории и власти. Ассоциация художников революционной России считала авангардистскую эстетику непригодной для построения светлого будущего. Неугодные были отстранены, художником стал тот, кто состоял в ассоциации, был одобрен и получал билет. Остальные – тунеядцы.
– Какая разница между сюрреалистами, реалистами и соцреалистами?
– Сюрреалист пишет о том, что ощущает, реалист – о том, что видит, а соцреалист – о том, что слышит.
Советский анекдот, 1963
Соцреализм оставил нам в наследство как восхитительные образцы, так и бесконечные портреты Сталина по принципу «здесь я в шляпе, здесь без шляпы», октябрят и пионеров, счастливых колхозниц и далее по списку. Проблема не только в спорной эстетической ценности этих работ и бесконечном самоповторе, но и в том, что если вы думаете, что это искусство можно относить к реалистическому, вы сильно заблуждаетесь. Картины рисовали скорее не реальность, а то, какой она должна стать. Остается вопрос: соцреализм – неловкий курьез советской истории или логичное продолжение авангарда?
То, что мы сейчас воспринимаем как подлинное искусство того времени, создавалось вне официального поля. Супрематизм, кубофутуризм, конструктивизм «в смягченном варианте» были вынесены на периферию. Бывшие авангардисты разделились на тех, кто уходит в подполье и тех, кто идет на компромиссы и изображает вождя и атлетичных пролетариев. Так, Малевич, лишившись возможности пропаганды своего искусства, вернулся к живописи, молча несогласный с ситуацией в стране, а Петров-Водкин старался прийти к компромиссу между требованиями партии и собственным стилем.
Соцреализм теряет позиции со смертью Сталина и развенчанием культа личности. То искусство, что казалось нерушимым и вечным, начало подвергаться критике, лед тронулся. Без протекции и заказа партии «стиль Сталина» оказывается никому не нужен.
Оттепель приносит заметное ослабление цензуры и ощущение невиданной свободы. Художники догоняли и перегоняли все то, что было под запретом раньше. Экспансия происходила, как скачок назад во времени – к первому русскому авангарду, так и пространственно – через перенятие западных практик и стилей. Осваивали абстракционизм, экспрессионизм, сюрреализм, смешивали течения и писали работы, которые могли родиться только в таких уникальных условиях.
В 1956 году в Россию привезли выставку картин Пикассо. В 1957 году в Москве прошел Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который как минимум принес в СССР джинсы и рок-н-ролл. В 1959 году проходит Американская выставка, куда привозят работы Поллока и Бранкуши. Но иллюзия свободы продолжалась недолго и кончилась неожиданно – во время знаменитой выставки в Манеже. Тогда авангардисты и сюрреалисты вышли из подполья, и их картины были представлены Хрущеву.
Есть небезосновательное мнение, что это было спланированной провокацией мэтров соцреализма. Неподготовленный к абстрактному искусству генсек пришел в ярость и заявил, что такое советскому народу не нужно. Художникам показали границы дозволенности, и они были вынуждены вернуться в подполье. Репрессий и арестов после этого не следовало, но публичным нонконформистское искусство более быть не могло.
«Хрущев осматривает выставку картин в манеже:
– Что это за дурацкий квадрат и красные точки вокруг?
– Это советский завод со спешащими на работу трудящимися!
– А это что за дерюга, измазанная зеленым и желтым?
– Это колхоз, в котором созревает кукуруза!
– А это что за синяя уродина?
– Это «Обнаженная» Фалька.
– Обнаженная Валька? Да кто ж на такую Вальку захочет залезть? А это что за жопа с ушами?
– Это… Это зеркало, Никита Сергеевич!».
Советский анекдот
Но были те, кто уже в тот момент понимал ценность работ нонконформистов, такие, как коллекционер Георгий Костаки. Еще в 1930-е он начал собирать коллекцию русского авангарда. Помимо однозначно ценных работ Малевича или Шагала, он собирал картины еще не признанного второго авангарда – выменивал, принимал в дар, покупал. То, что было вне закона тогда, закон заберет в собственное достояние через двадцать лет. 834 произведения будут переданы Третьяковской галерее. А еще через двадцать лет картины из коллекции уйдут на Christie’s: Дмитрий Краснопревцев – за $30 000, Анатолий Зверев – за $18 000. Дочь автора продаст несколько картин, но большую часть передаст в коллекцию частного Музея AZ.
Костаки и другие коллекционеры привносили еще один важный аспект в жизнь интеллигенции – объединение. Когда мы говорим «нонконформисты», мы имеем в виду не группу художников, вместе сражающихся против диктатуры, а множество творцов разных направлений, но одинаково незаконных. Они и их «мастерские» были заперты в пространствах кухонь в своих коммуналках, где творили, ели, пили и жили. Сборы и знакомства происходили в салонах, на загородных дачах тех, кто их поддерживал.
Попыткой преодоления чувства одиночества стала Бульдозерная выставка в 1974 году. Не было возможности устроить официальную выставку в галерее – и вдохновленные примерами французских и польских художников малоизвестные художники Комар и Меламид вместе с друзьями устроили акцию в Беляево на открытом воздухе. Были приглашены иностранные журналисты, дипломаты и просто сочувствующие. Оказалось, что именно здесь, именно в этот день запланирована посадка деревьев! Атмосфера давила с самого начала акции. Рядом с мольбертами стояли бульдозеры и поливочные машины. И в течение получаса люди в штатском, действовавшие удивительно профессионально, набросились на участников, стали крутить, бить, вырывать из рук картины, и положили конец выставке.
Это вызвало резонанс не только в СССР, но и за рубежом. Самое главное – история спровоцировала конфликт на высшем уровне, в самой партии. Благодаря этому участников уже через несколько дней отпустили. Опасность международного скандала вынудила государство идти на компромисс, и художникам было дано разрешение на проведение аналогичной выставки уже через две недели. Нонконформисты задышали свободнее.
Сложно абстрагироваться от желания воспринимать искусство в вакууме – в отрыве от политики в том числе. Наравне с мнением «художник должен быть голодным» мы говорим о том, как государство губит таланты. Авангард исследовал себя и осмыслял все, что мог осмыслять.
Поворот художественного процесса в сторону соцреализма и бесконечных портретов Сталина зарубежные считают недоразумением. Хрущев же считал его неприемлемым в контексте развенчания культа личности. В итоге не факт, что он сам понимал, какую степень свободы может предоставить.
На протяжении всей советской истории цензура вызывала противодействие со стороны арт-сообщества. Существовавшее в андеграунде искусство сейчас мы вспоминаем, возвращаем на родину, восстанавливаем, оцениваем заново. И здесь встает вопрос: может ли вообще искусство в современном обществе не быть «левым», или даже больше – очищенным от любых политических ярлыков?
Автор: Ксения Демьянова
Культуролог. Занимается гендерными, кинематографическими, культурными исследованиями.