В наши дни театральный этикет уже не так строг. Речь в данном случае не о традициях шекспировского театра под открытым небом, в который допускались бедняки и пираты, а театра в практически придворном его понимании, в который шли не столько смотреть спектакль, сколько быть ему в некоторой степени сопричастным. Театр не перестал быть по-своему священным местом, но мысль о том, чтобы сходить куда-нибудь на последние ряды в футболке и джинсах, уже не кажется нам настолько дикой.
Тем колоритнее на этом фоне то, что в театре Романа Виктюка в день открытия нового сезона был объявлен дресс-код black tie. Разумеется, он не был обязателен, и не все зрители были в курсе. Однако же стоит отдать должное театру, который в некоторой степени делает зрителя сопричастным тому, что даже на афишах обозначено не как “спектакль”, а как “театральный ритуал”.
В этом году открывший сезон спектакль “Служанки” по пьесе Жана Жене празднует своё тридцатилетие. Цифра может показаться странной при возрасте театра всего в двадцать два сезона, потому что не все помнят: впервые Виктюк ставил “Служанок” ещё в 1988 году в «Сатириконе». Это была первая пьеса Жене, поставленная в России, и тогда произвела эффект разорвавшейся бомбы. Весь тот специфический театральный стиль, ассоциирующийся с Романом Виктюком, был задан именно “Служанками”, созданными из смеси стилистики театра кабуки, импровизации и танца.
Сейчас зритель может увидеть уже третью итерацию постановки. После версии с Константином Райкиным в «Сатириконе» спектакль был вторично «возвращён» Виктюком на сцену уже своего театра в 1992 году, и то, что зритель может увидеть сейчас, – постановка 2006 года. Последнее, впрочем, не вполне соответствует истине; Дмитрий Бозин, исполнитель роли Соланж, часто признавался, что двух одинаковых “Служанок” просто не существует.
Константин Райкин и Николай Добрынин, первая редакция 1988 года
Сама по себе пьеса может показаться чересчур простой по сюжету. Но две сестры-служанки с одной на двоих совестью описаны и обыграны так, что наиболее сильным в спектакле является не само задуманное ими преступление. Гораздо страшнее и сильнее воспринимается их мотивация. Без преступления они служанки, часть безликой массы, не стоящей внимания; совершив противозаконный акт, они в каком-то смысле становятся равны своим господам.
Для уже знакомого с постановкой зрителя это не будет новостью, но первая версия спектакля, которая прошла в апреле 1947 года, крайне не нравилась автору пьесы. Жан Жене подчёркивал то, что его материал был ориентирован на мужское исполнение ролей, и тогда эта ремарка автора была проигнорирована.
Владимир Зайцев и Николай Добрынин, вторая редакция 1991 года
Жан-Поль Сартр писал, что для творчества Жене была характерна нарочитая искусственность, превращение бытия в иллюзию. Если вчитаться в записки самого драматурга, можно понять, почему современники часто не принимали его видения, порой обвиняя его в подражании Жану Кокто. Последний, впрочем, ценил творчество Жене, и их влияние в определённой степени можно назвать взаимным. В конечном итоге “Служанки”, о которых, несомненно, говорили в обществе, в большинстве случаев вызывали яркую, но негативную реакцию – и даже Виолетте Ледюк, которой изначально была посвящена пьеса, больше нравились романы Жене, нежели его драматургические произведения. Позднее он даже в гневе убрал посвящение из текста пьесы.
Автор не дожил до постановки Виктюка всего два года, но то, что в итоге было сделано стараниями режиссёра и специфической хореографии Аллы Сигаловой, полностью соответствовало слову Жене.
“Раз мы противопоставляем жизнь и сцену, – писал Жене, – значит, предчувствуем, что сцена соседствует со смертью, и любые вольности в ней допустимы. Голоса актёров должны исходить откуда угодно, только не из их гортани: такую музыку нелегко найти”.
“Служанки” к своей третьей версии пришли именно к этому. Актёров театра Виктюка даже в антрепризах всегда можно опознать по безупречному владению голосом и телом, и именно в этом спектакле видны крайние проявления этих умений. Сейчас можно отыскать отдельные фрагменты более ранней постановки с Райкиным в роли Соланж – хотя бы для понимания, в чём было ключевое изменение спектакля в сравнении с первым прочтением. Прежней осталась причудливая хореография, нарочито неестественный грим, который актёры накладывают перед спектаклем сами, без помощи гримёра, – но добавилась ещё и игра интонациями.
Дмитрий Бозин и Александр Солдаткин ( с 2012 года), третья редакция 2006 года
Если пользоваться формулировками, неоднократно озвученными в интервью тем же Бозиным, они не играют на сцене – они каждый раз заново играют в спектакль. Неподготовленному зрителю манера актёров произносить реплики может показаться странной, движения – чересчур вычурными, а поведение персонажей и вовсе абсурдным, особенно учитывая импровизационную составляющую. Но именно это превращает спектакль в ритуал, отчасти гипнотизирующий зрителя, и делает уникальной действительно каждую постановку.
Тем ценнее то, что театр знает своего зрителя, понимает его, подбрасывает ему возможность быть не просто человеком в зале, а свидетелем и соучастником ритуала. Строжайший дресс-код black tie здесь не просто уместен, но естествен – вот уже тридцать лет.
