“Сценарий – ложь от начала до конца. Мы жили по-другому”,
– заявил Гребенщиков о “Лете”. Возможно, он прав. Но это не важно. Фильм и сам не стремится притворяться реальностью: герои внезапно начинают петь, беря очевидцев себе в статисты и на подпевку, а в финале музыкальных сцен персонаж-резонер Скептик невозмутимо показывает зрителям табличку с зарисованными красным по черно-белой пленке буквами: “Этого не было”. Он же в сцене знакомства Майка и Цоя фыркает в камеру: “Не похож!”. Наверное, да, но это тоже совершенно не важно. Как и то, была ли интрижка между Натальей и Цоем. Потому что “Лето” – это не биографическая история, это миф.
Мы живем в эпоху невероятного изобилия и полного плюрализма и можем слушать-смотреть-читать, что угодно. И даже любя то или иное музыкальное направление, мы имеем понятие о большом количестве прочих. Нет пророков в современной культуре и быть не может – слишком она многоголоса. Те, кто родился позже перестройки, ни за что не смогут понять, кем действительно были для людей Высоцкий, Науменко, Цой. Разве что логически осмыслить, прикинув толпы на концертах и похоронах, – но не прочувствовать. И Серебренников дарит нам мифологию последних богов и героев, которые были вроде бы совсем недавно, но остались бесконечно далеко, отделенные от сегодняшних нас колоссальным цивилизационным разломом.
Рома Зверь не изображает Науменко и не играет настоящего рокера, он остается немного собой в этой роли, придавая ей красок. Тео Ю, свободный от бремени коллективного бессознательного в том, что касается звезды по имени Цой, “не похож”, но очень органичен в своей нездешнести. Они не как прототипы – не хуже и не лучше. Они вообще не столько музыканты таких-то годов, сколько легендарные персонажи, концентрированные воплощения той энергии, которая, как наглые травинки сквозь асфальт, пробивает себе дорогу в самом затхлом и запротоколированном болоте. Того самого настоящего таланта, который честен и бескорыстно щедр – и поэтому неисчерпаем.
Поэтому “Лето” ценно не фактографией (кто кому помогал, кто с кем целовался), а атмосферой всемогущества таланта и молодости, для которых море по колено, а космос – на расстоянии вытянутой руки. Отвязный панк Андрей “Свин” Панов просыпается на вписке во внезапно обезлюдевшей квартире, впрыгивает в экран на стене и бежит к морю, весело раскидывая одежду. Может быть, это о смерти, что только подчеркивает условность пространства фильма (настоящий Свин умер в 1998). Может быть, о бессмертии таланта, свободы, молодости. А может, об их способности вдыхать жизнь во все, к чему они прикасаются.
Рок давно уже перестал быть музыкой бунтарей, времена богов и героев прошли, но их последователи прорастают и обретают голоса – очень разные, но не менее ценные и прекрасные. И в героях фильма они могут почувствовать себя, потому что он – об универсальном.
Серебренников поймал в банку солнечный луч, неуловимый миг одного лета, опрокинул его в вечность, запечатлел, как мотылька в янтаре, донося архетипически простую, но необходимую нам всем мысль. Истина, красота, свобода, любовь – непобедимы и вечны. Как восход солнца, как трава и цветы, как прибой.
