Художник в театре – это одна из самых творческих профессией. Фантазия, изобретательность, пространственное мышление, а также невероятная стресоустойчивость и работоспособность – немногие качества, которыми должен обладать человек, занимающийся этим делом. Работая рука об руку с режиссером, художник может воплотить в жизнь любую самую смелую идею, становясь не просто пассивным исполнителем, а соавтором спектакля.
Осенью в Театре имени Пушкина вышел спектакль “Три Ивана”. Сказка по сценарию Юлия Кима знакома многим по известному советскому фильму “После дождичка в четверг”. Перед постановщиками стояла непростая задача – чтобы спектакль о приключениях царевича Ивана был интересен не только детям, но и взрослым. За реализацию и воплощение сказочной атмосферы на сцене отвечала театральный художник-постановщик Анастасия Александрова, которая не первый раз работает в этом жанре.
Сейчас вышел спектакль «Три Ивана», где Вы являетесь художником-постановщиком. Это Ваша первая крупная работа в Театре Пушкина?
Не совсем – до этого уже был спектакль «Остров сокровищ», где я тоже выступала как художник по декорациям и костюмам. Но это был не новый спектакль, просто восстановление. Мы добавили емусвежих красок, цветов, фактур каких-то. А здесь практически все с нуля.
Как Вам складывалась работа с режиссером Игорем Тепловым? Вы были на равных?
В действительности да. Мы за время подготовки к спектаклю придумали четыре сценических решения и выбирали, на чем все-таки останавливаемся, в каком ключе двигаемся, потому что художественное решение очень сильно влияет на режиссуру и наоборот. Тут невозможно, чтобы кто-то вел, поэтому мы в тандеме, и именно сообща старались создавать нашу историю.
А можете сейчас рассказать, как Вы вообще пришли в профессию? Как складывался Ваш путь?
Рисовала я всегда, еще с самого детства. После окончания 9-го класса наступило долгожданное лето, и в какой-то момент стало понятно, что я на каникулыникудане еду. И кто-то из знакомых сказал: «Вот есть замечательное художественное училище. Пока у тебя есть свободное лето – ты попробуй». И я отправилась на двухнедельные курсы, чтобы понять, есть смысл мне вообще в эту профессию пробоваться или нет. После этого были вступительные экзамены, и так получилось, что я их сдала, причем неожиданнодля себя. Я столкнулась с такой ситуацией, что меня берут учиться, а я еще к этому морально не готова. Я еще собиралась 10-й и 11-й класс заканчивать. После училища пригласили работать – тогда это был Читинский областной драматический театр. Уже через полгода работы в этом театре я сделала свой первый спектакль. За три года я выпустила там четыре спектакля. И когда мы переехали из Читы в Москву, я была уже с неким багажом знаний и умений, уже более или менее подготовленным человеком. Я уже знала, что такое театр, производство декораций, всю сложность этого. И завертелось – работа в одном театре, в другом; тут постановка, там постановка…Так и пошло.
В чем именно заключается работа художника в театре? Как строился этот процесс при выпуске “Трех Иванов”?
Сначала мы с Игорем придумали, как хотим видеть наш спектакль, а дальше все это пошло в работу с декорациями, с костюмами, конструктив, чертежи, габаритные чертежи, встреча с мастерскими. Плюс репетиции, на которых тоже нужно быть. Это живой процесс. Мы создали некую форму, а когда приходят артисты, эта форма начинает оживать, и появляются какие-то детали, которые мы с режиссером изначально запрограммировать не могли. В процессе обязательно что-то добавляется.
То есть Вы ведете свою работу до конца или на каком-то этапе полностью передаете работу в цех?
Нет. Просто отдать на откуп – это невозможно. Вот конкретно с этим выпуском, например, я столкнулась с такой ситуацией, что отдала эскиз, достаточно подробно нарисованный, с хорошим и подробным техническим описанием. Но все равно каждый специалист читает эскиз по-своему, и приходилось приезжать и еще раз все конкретно и подробно прорисовывать, проговаривать крой, все нюансы отделки. Все влияет на процесс. Когда добавляется отделка, увеличивается количество времени на изготовление одного костюма. А костюмов много – два состава. Точно так же и с декорациями. Это ежедневные поездки то в одно, то в другое место, а иной раз – в оба. Без этого никак.
Сколько длится работа над спектаклем от начала и до конца?
Ну, если считать с момента, когда мы с режиссером только решали, как хотим видеть всю историю, – это где-то с февраля.
Ваша работа – она и творческая, и в то же время прикладная. Наверняка бывает, что нет вдохновения – как Вы с этим справляетесь? Надо выдавать какой-то результат, а Вы не можете.
Если честно, если я изначально не чувствую ничего к материалу, то стараюсь не браться за него. Зачем выдавать не очень хороший, не очень качественный результат, когда ты не чувствуешь ничего? Как стрельба холостыми патронами. Ты вроде бы выстрелил, а эффекта нет никакого. Просто в моем случае сложность бывает одна. Вот как сейчас – это большой объем, который надо было выдать в достаточно короткий срок. Поскольку материал интересен, решение мы приняли, как это будет, то процесс, соответственно, идет. В нашем случае он не останавливался круглосуточно – мы созванивались в 2-3 часа ночи: «Как ты думаешь – может, вот так сделаем?», «А я тебе сейчас прислал – тебе так нравится?», «Да, давай как раз эту тему развивать!». Вот так шел процесс. Не могу сказать, что мешало что-то. Времени не хватало, чтобы все сделать, что задумано.
Когда создавали костюмы, а потом уже шел кастинг, Вы могли менять под индивидуальность конкретного артиста какие-то детали?
Безусловно, фигура артиста диктует некие нюансы, поэтому какие-то корректировки в процессе работы возникали. Существуют персонажи, как Бабадур. Он изначально был заложен с определенной фактурой. Мы с режиссером видели его таким большим, дородным, восточным мужчиной. Существует фактура артиста и образ, который нам с помощью специальных театральных толщинок нужно создать. Поскольку, понятное дело, артистов такой фактуры у нас в театре нет, да и ему было бы неудобно двигаться в таком темпе, как Бабадур. Поэтому приходится «дорабатывать» уже в общем образе с артистом. «Сажаешь» костюм на артиста, и кому-то плечики надо убрать, чтобы создать нужную форму, кому-то наставить…Какие-то нюансы все равно возникают.
В спектакле занято молодое поколение артистов. Это наложило какой-то отпечаток на костюмы? Какой-то мейнстрим добавлять приходилось?
Мы изначально, когда взяли этот спектакль, решили, что делаем неклассическую театральную сказку. Мы хотели сделать достаточно современную историю, поэтому все костюмы ей соответствуют, и затем уже я вносила в крой сказочные элементы. Например, павловопосадские платки, печать, чтобы создать вот этот фольк. Это актуальные костюмы в принципе, и по декорациям все очень прогрессивно. Некие «фишки», как царь на велосипеде или кошки на диване у Бабадура – понятные нынешнему поколению вещи. Можно было расписать 125 задников, сделать потрясающую красоту, именно классическую сказку, но была бы она интересна современному ребенку, который вырос на «Маше и Медведе»? Это совсем другой ритм существования. Поэтому мы с самого начала осознанно ушли от этой истории. Мы сделали немножко примитивизм в декорациях, яркость цветов, быструю смена картинок, чтобы создать иллюзию спектакля-мульта. Мы с самого начала решили, что это должно выглядеть таким образом, поэтому какие-то совсем классические вещи туда не вписывались.
Есть известный советский фильм Михаила Юзовского по сценарию Юлия Кима «После дождичка в четверг». Вы смотрели его в детстве? Оказал ли он сейчас на Вас какое-то влияние?
Я смотрела этот фильм, но не могу сказать, чтобы он как-то особенно на меня повлиял, ведь из этого фильма я помнила лишь прекрасного Кощея в исполнении Олега Табакова. Мы с осознанно ушли от этой романтичной истории, которая есть в фильме, и сдвигались ближе к комедийности. Решили, что спектакль должен быть достаточно современным, чтобы в нем было много света, цвета, с условными плоскими декорациями. Да, мы помним прекрасный детский фильм, который у нас у всех в памяти. Но во время подготовки он над нами не довлел.
Если вернуться к Вашей биографии, большинство спектаклей, которые Вы делали, – сказки. Вам интересно именно в этом жанре работать?
Нет, просто так получается, что в основном либо это комедии, либо сказки. С другой стороны, сказки – это самый благодатный материал. Сказка позволяет фантазии совершить все. Причем дети – самый благодарный зритель.
Вам важно, кто Ваш зритель? Дети добавляют ответственности, потому что они видят фальшь…
Просто надо быть с ними честными. С одной стороны, большинство детей – люди с фантазией, вы сами это прекрасно помните: покрывало, два стула – и у них уже есть домик, мы все это проходили. Детская фантазия безгранична, но при этом ложь от правды они легко отличают. Они принимают достаточно многие «условия игры», которые видят на сцене. С одной стороны, можно выдумать все, что угодно, создавая эту сказку. Но очень важно не выйти за рамки детского доверия. Это единственный нюанс, который существует в работе со сказкой.
Раньше у нас было поколение выдающихся художников-мужчин. Последнее время в театрах происходит гегемония женщин. Вы как-то это замечаете или нет?
Я скажу, что много появилось и женщин-художников – и по костюмам, и в сценографии. Но все равно, как мне кажется, это достаточно патриархальный мир. Лично я сталкиваюсь с подавляющим большинством мужчин. Это достаточно мужская профессия. Возможно, в силу их особенного взгляда на жизнь, или они, может быть, более спокойно воспринимают эти стрессовые ситуации.
Сейчас у многих режиссеров есть свои художники, с которыми они постоянно сотрудничают. У Вас не было такого желания – работать только с одним режиссером?
А так никогда и не получалось. В этом тоже есть свой плюс, поскольку ты становишься как бы гибче. Воспринимаешь взгляд одного режиссера, другого, третьего – это самое лучшее для развития художника. И никогда у меня не получалось такого, чтобы я работала только с одним режиссером, и все. Возможно, это очень удобно, когда ты знаешь человека от и до, тебе проще какие-то вещи уже сразу предлагать, потому что понимаете друг друга с полуслова. Но мне это счастье пока не выпадало.
Бывает так, что у актрис есть роль-мечта, которую они хотят обязательно сыграть. Есть ли у Вас история, которую хотели бы воплотить на сцене?
Если честно, то сейчас, когда остались последние дни до выпуска спектакля, появляется чувство, которое всегда возникает у каждого художника: долго и упорно создавал, а сейчас оно выходиту тебя из рук и начинает жить самостоятельной жизнью. И тогда в очередной раз возвращаешься к своей давней мечте. У меня есть голубая мечта – сделать «Руслана и Людмилу». Создать именно актуальный спектакль – с большим количеством движения, танцев. Чтобы он был очень динамичный, эффектный, яркий, рассчитанный на современных людей от 10 лет и до бесконечности. Людей, которые уже не воспринимают русский народный сарафан, а воспитаны на «Игре престолов»… Пока это моя идея фикс. Она где-то бродит в голове, даже иной раз руки чешутся – сяду, что-нибудь порисую, пока нет работы, снова отключаюсь. Но этот материал очень хочется сделать.
Настоящую сказку?
Но сказку скорее для взрослых, потому что все равнов душе они – дети. И каждого цепляет какая-либо история – фэнтези,«Звездные войны», например. Мы забываем обо всех наших делах, садимся и, замерев, смотрим какой-нибудь очередной захватывающий фильм. И хочется сделать именно такой спектакль, чтобы это была не романтичная история, а больше этакое русское фэнтези… Пока в голове такой проект крутится и греет где-то внутри.
