Фильм «Эдем» повествует зрителю о реальной истории, которая произошла на Галапагосских островах почти сто лет назад. Снял его крайне плодовитый режиссёр Рон Ховард, задействовав впечатляющий и яркий каст: Джуд Лоу, Ана де Армас, Ванесса Кирби, Даниэль Брюль и Сидни Суини.
С особой любовью я отношусь к кино, которое сделано по реальным событиям. Меня даже не смущает, что порой, для выразительности, отдельные детали или персонажи той или иной истории художественно переосмыслены авторами. Такое осмысление может придавать событию или истории новую форму, но на то такое кино и художественное. В целом же, сюжет такого кино пишет сама жизнь, которая, зачастую, покруче любого самого именитого сценариста.
Сюжет
Фридрих Риттер, авторитетный немецкий доктор и последователь Ницше (Джуд Лоу), человек глубоко мыслящий и потому хронически разочарованный, ещё в 1929 году понял: человечество решительно идёт ко дну и, что хуже, делает это без вкуса. Чувствуя приближение фашизма и общего умственного помрачения, он решает спастись самым нетривиальным способом: удалиться на необитаемый остров Флореана на Галапагосах, где можно предаваться философским откровениям в обществе чаек и ящериц. Там он собирается сочинить манифест о том, как миру спастись от самого себя, а человечеству — от собственной бездарности. Задача, как видно, требующая не меньше амбиций, чем творение второго Эдема.
Впрочем, не только чайки и ящерицы становятся невольными слушателями доктора. В изгнание он берёт свою бывшую пациентку и нынешнюю жену Дору Штраух (Ванесса Кирби) — женщину тонкой душевной организации и железного терпения, которая предпочитает беседы с ослом рассуждениям мужа о судьбах человечества.
Пока доктор позиционирует себя в качестве нового Адама, она, судя по всему, находится в процессе осознания, что такой рай, по большому счету, мог бы обойтись и без Евы. Но Робинзон-философ не удерживается от искушения тщеславием: через случайных моряков он отправляет в материковые газеты свои мысли и делает это с частотой, достойной пресс-службы Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана. И, естественно, становится популярным. Но, скорее, не благодаря своим трудам, а романтичному образу жизни. В частности, любопытство публики к этой «островной идиллии» подогревали подробности, которые в приличном обществе принято называть неординарными: влюблённые предпочитали обходиться без одежды и, по слухам, делили между собой одну-единственную вставную челюсть — вероятно, символ нерушимого единства.
И вот, спустя немного времени, на берегу острова Флореана появляются паломники-последователи: ветеран Первой мировой войны Хайнц Уитмер (Даниель Брюль) с молодой супругой Маргрет Уитмер (Сидни Суини), соотечественники доктора и его пациентки-жены Новый Адам ожидает преклонения, но получает просто соседей с их приземленно-бытовыми проблемами. И от этого едва не теряет веру в человечество во второй раз.
Новоиспеченные переселенцы же, вопреки философским прогнозам, выживают и даже преуспевают: строят дом, одомашнивают скот и улыбаются солнцу. А доктор, глядя на все это, только крепче убеждается, что человек создан вовсе не по образу и подобию, а, скорее всего, в порядке какой-то комической ошибки.
И тут начинается самое интересное — на остров прибывает самопровозглашенная австрийская баронесса Элоиза Боске де Вагнер Уэрхорн (Ана де Армас): ослепительная энергетическая вампиресса, временами принимающая совершенно демонический облик. Прибывает он не одна, а с двумя любовниками, патефоном и чемоданом платьев. «Интересное» заключается в том, что равновесие на острове окончательно рушится. Она купается в резервуаре с питьевой водой, переставляет границы участков с той легкостью, с какой другие меняют перчатки, и устраивает балы-ужины у своего шатра, который вот-вот должен превратиться в модный отель Hacienda Paradise.
И ровно с этого момента становится ясно: жизнь на Флореане — это не утопия, а трагикомедия, шитая философскими стежками, где каждая реплика любого из героев может оказаться последней. И хотя все предчувствуют кровавую развязку, интрига сохраняется до конца, и до последнего непонятно, кто именно доживет до финальных титров этой божественно абсурдной пьесы.
Немного реальной истории
Важным будет уточнить, что об этой истории мир узнал благодаря письмам, заметкам и мемуарам главных героев, включая книги, написанные в своё время Дорой и Маргарет. Каждая из них изложила собственную версию событий и сделала это настолько убедительно, что правда, кажется, давно сбежала от обеих и поселилась где-то между строк их произведений. Рон Ховард, впрочем, не спешит выносить приговор: он балансирует между реальностью и вымыслом, словно канатоходец над морем, где каждая волна грозит утащить его в сторону документальности или фантазии.
Поначалу может показаться, что центр этого островного мироздания — доктор Риттер: философ, пророк, новоявленный Адам, гуру самодостаточности и, по совместительству, специалист по презрению к людям. Однако, чем дальше, тем труднее воспринимать его как моральный камертон. Его «высокие идеи» трещат по швам, когда он, голодный, работая беззубой челюстью с выражением древнего недоумения, будит в себе все дионисийское и становится живым напоминанием того, что человек, даже сбежав из цивилизации, все равно берет с собой главное — себя.
В целом же, эта реальная история и снятое по ней кино о том, что как водится, всякая идиллия на проверку оказывается куда менее воздушной, чем хотелось бы. Утопия закономерно превращается в катастрофу: дорога, вымощенная благими намерениями, снова приводит прямиком в ад – в ад темных сторон человеческой природы. Герои «Эдема», спасаясь от призрака нацизма, уже шагающего по Европе, создают на краю света его миниатюрную версию — уютный, декоративный фашизм со своим миниатюрным диктатором. Так Ховард превращает свой фильм в притчу о невозможности побега: куда бы ты ни скрылся, собственная тень всегда с тобой. История, как оказывается, не повторяется — она просто эмигрирует вместе с тобой, в том же чемодане с платьями и парой запасных иллюзий.
В лучших традициях чёрных комедий финал не лишён изящной насмешки. Судя по титрам, на острове всё-таки построили отель. Рай, наконец, свершился — пусть и капиталистический, с ресепшеном, прайс-листом и «шведским столом». Видимо, человечество всё-таки научилось выживать в аду — стоит лишь поставить кассу у входа.
