Новый сезон для Студии театрального искусства не простой, а юбилейный – театру Сергея Женовача исполняется 20 лет. Мы полюбили этот театр за нетривиальную, но, тем не менее, спокойную классику, открывающуюся зрителям всех возрастов, и именно такой получилась первая премьера этого сезона – постановка «Вишнёвый сад», сочинение Сергея Женовача и Александра Боровского.
О спектакле предупреждали – он будет чеховский, но без слов, разобранных на цитаты, которые уже существуют вне своего контекста и без своих персонажей. Как будто театральная медитация, или еще одно модное слово – ретрит. На программах ретрита обещают научить более глубоко узнавать себя, но возможно ли как-то иначе почувствовать знаменитую во всем мире комедию, в которой больше драмы? Ответ можно узнать лишь после поднятия занавеса. Выходит старик Фирс (Юрий Горин). Идет медленно, неспешно. Тишина зрительного зала пока еще слишком живая – покашливания, вздохи, – но действие на авансцене уже начинается. Дуняша (Варвара Насонова) заботливо надевает Фирсу валенки. Раздается скрип сапог – это появился Епиходов (Глеб Пускепалис), и этот характерный звук уже неотделим от персонажа, которого называют «двадцать два несчастья». Но запускается сюжет пьесы, сквозь зрительный зал на сцену выносят стильные чемоданы известного бренда, Раневская (Ольга Калашникова) восклицает: «Я дома!». А дома-то и нет, вместо него пустота. И роскошные чемоданы.
Уже упомянутый прием «тишины», то есть сокращение текста, не ощущается сильно, возможно, только любители пьесы, наизусть знающие каждую строчку, смогут особенным образом прочувствовать пустоты. У зрителя, у которого эта постановка будет первым театральным «Вишнёвым садом», не возникнет вопросов о том, кто из персонажей кому приходится и что вообще на сцене происходит. Но из-за пропущенного ли текста или режиссёрского замысла у постановки есть такое неуловимое чувство овеществленного воспоминания. Действие не идет «здесь и сейчас». Эта Раневская уже вернулась в Париж после продажи родового имения, как бы ей не пытались напомнить об умершем сыне Грише. Её как будто даже заставляют вспоминать, и на это принуждение, которое проявляется в виде разбросанных на сцене деревянных кубиков и появления учителя Гриши, Пети Трофимова (Александр Медведев), она прям взрывается, окутанная болью памяти, но эта вспышка жизни быстро пропадает. Раневская не соприкасается с жизнью, в какой-то степени такая подача образа напоминает другую известную чеховскую героиню – Аркадину из пьесы «Чайка». Так же, как бывшая прима, Раневская выверяет свою внешность и движения, поминутно глядясь в изящное зеркальце. И пусть он вслух не произносится, в молчании и невидящем взгляде этой красивой женщины читается лейтмотив «В Париж, в Париж!» – и здесь уже вспоминаются чеховские «Три сестры» со своим рефреном «В Москву!».
Интересной для анализа получилась и режиссерская интерпретация образа Лопахина в исполнении Ивана Янковского. Уже при первом его появлении на сцене возникает стойкое чувство, что на самом деле он уже давно купил и вырубил «вишнёвый сад». Именно поэтому он так дерзок, франтоват и многословен. Во второй части после спектакля Лопахин появляется в роскошном белом пиджаке, одетый как будто на свадьбу. Но никто его мстительного ликования не поддерживает, и шампанское пьёт только очаровательный Яша (Вячеслав Евлантьев), потому что почему бы и нет…
По задумке ли режиссера или это получилось случайно, но в этой постановке можно проследить линию двойников. Непривычно молчаливая Шарлотта (Мария Корытова) с облезлым воротником и Раневская с роскошной рыжей лисой, и получается, что боль Шарлотты, воплощенная в реплике «А откуда я и кто я – не знаю…», так же подходит и Раневской, которая без вишн`вого сада теряет свои корни. Лопахин и Гаев (Алексей Вертков) в одинаковых шляпах-федорах как своеобразное отражение друг друга. То, что есть у одного, отсутствует у другого. И две сестры – Аня (Елизавета Кондакова) и Варя (Дарья Муреева) – нежно друг друга любящие, но с разной судьбой. Одну сопровождает звук ключей, с которыми в конце она прощается, бросая их в опустевшем доме. А другая, в какой-то момент очень похожая на мать, в конце визуально перекликается с обликом Пети Трофимова, что считывается как шанс на некое совместное движение вперед.
Теплый желтый свет сменяется холодным белым. Знакомая история про потерянных людей в тишине непроизнесенных реплик прозвучала как воспоминание о драгоценном прошлом. Этот спектакль стоит посмотреть как поклонникам Чехова и Женовача, так и всем, кто только открывает для себя театральную историю всемирно известной пьесы.
