В Санкт-Петербурге показали спектакль “Донка. Послание Чехову”, воплощённый усилиями интернациональной группы артистов, акробатов и жонглёров.
В рамках Международной театральной олимпиады 2019 на сцене Санкт-Петербургского театра “Мюзик-Холл” прошли показы спектакля швейцарской Компании Финци Паска “Донка. Послание Чехову”. Его мировая премьера состоялась в Москве 29 января 2010 года, и изначально она была приурочено к проведению Международного театрального фестиваля имени А.П.Чехова. Созданная к 150-летию Антона Павловича, “Донка” была призвана воссоздать в полутеатральной-полуцирковой форме его хрупкий, многогранный, трогательный и очень житейский мир.
Весьма своеобразный стиль Компании Финци Паска сформировался из концепции Театра ласки и Невидимого жеста — они объединяют в себе эстетическое и очень личное творчество с философией обучения артистов с точки зрения существования в пространстве. В работе Компании органично сплавляются театр, танец, акробатика, цирк и кино, создавая удивительные, не вписывающиеся в рамки привычных нам жанров — куда свободнее, чем спектакли, и значительно глубже, чем простые цирковые представления.
Идею создания “Донки” Финци подарил Валерий Шадрин — генеральный директор Международного театрального фестиваля им. А.П.Чехова. Финци, по его собственным словам — “собиратель мгновений”, любитель обыгрывать паузы и моменты неизвестности, и поэтому ему вдруг оказалось очень созвучным творчество Антона Павловича Чехова. Обдумывая, отшлифовывая зарождающуюся концепцию воплощения его на сцене, Финци изучал чеховские записи и дневники. Он отправился в путешествие по памятным местам жизни писателя, посещал Таганрог и Мелихово, пытаясь уловить неосязаемое обаяние его произведений, и даже залезал под стол, чтобы почувствовать себя ребёнком, изучающим мир из-за деревянных ножек.
Именно тогда зародилось и название, как ключевая деталь этого зыбкого мира, — в одном из чеховских домов был выставлен колокольчик, который он неоднократно крепил на кончик удочки-донки, отправляясь на излюбленную рыбалку. Финци был очарован этим образом, выстроил вокруг него свой спектакль, и теперь тот словно наполнен переливчатым звоном идей и смутных ассоциаций.
Что представляет собой “Донка. Послание Чехову”? Интернациональная группа артистов, музыкантов, акробатов, клоунов и танцоров воплощают на сцене удивительный чеховский мир с его обитателями. Перед зрителями под завораживающую музыку Марии Бонзаниго и аккомпанемент вальсов, старинных русских романсов и даже церковных хоров проходит парад безымянных, но вполне узнаваемых героев — вечные студенты и мечтательные барышни, врачи и больные, влюблённые парочки и холостяки. Но, что гораздо важнее, спектакль самодостаточен и не столько олицетворяет, сколько вырастает из плодородной чеховской почвы, наполняясь красками, шутками и музыкой, поэтому знание произведений не является необходимостью для зрителей.
Лишённый прямого сюжета и классических завязки-кульминации-развязки, весь состоящий из сменяющих друг друга сценок из забытого, утраченного мира, спектакль кажется живой открыткой, полустёршимся воспоминанием, как будто режиссер выуживает образы из коллективного сознания зрителей и тут же воплощает их на сцене. Описывая впечатления от него, хочется пойти по пути Паску и прибегнуть к всплывающим в голове ассоциациям — он похож на переливающуюся тень от трепещущих листьев, на играющие на поверхности воды солнечные блики, на поднятую тёплым ветром кружевную занавеску на солнечной веранде, на едва уловимый запах чая с лимоном в фарфоровом сервизе на накрытом столе.
Артисты играют с тенями, танцуют, бьют чечётку, катаются на кроватях, зависают в нескольких метрах над сценой на лентах и трапециях, кружатся в больших обручах, вскидывают ленточки — то ли забрасываемые в зал удочки, то ли стремительные сачки. Монотонно качается жёлтая лампа над пятачком катка, высвечивая алый подол кружащейся на коньках фигурки. В воздухе сплетаются звуки аккордеона и гармошки, пение птиц, шелест листьев и звон колокольчика. Вверх взвиваются лепестки роз, с тихим плеском взметается россыпь капель воды, и огромная кружащаяся над сценой люстра осыпается, разбиваясь со звоном на тысячу ледяных осколков.
Каждая сцена, даже лишённая узнаваемых образов вроде трёх сестёр-акробаток или самоотверженных врачей, дышит Чеховым и магией его произведений. Прекрасно выстроенный и отрепетированный спектакль подаётся с игривой лёгкостью, и, что самое удивительное, — как это суматошное безумие складывается в трогательную трагикомедию, заставляющую то искренне смеяться, то сглатывать подкативший к горлу ком.
Вопреки предвзятому отношению к понятию “клоун”, которое стало воплощением балаганной и далеко не всегда смешной вульгарности, не опускающиеся до примитивных кривляний клоуны-декаденты труппы совершенно влюбляют в себя своей трогательностью, непосредственностью и какой-то удивительной горькой наивностью. Они похожи на выросших, но не повзрослевших детей, играющих на глазах у сотни зрителей и ничуть не смущающихся своей неловкости. Они одинаково легко жонглируют прозрачными шариками, темами жизни и смерти, шутят про обязательный завтрак со свежей выпечкой после утренней дуэли, и от того, с какой печальной улыбкой звучит знаменитая цитата “потом всё исчезло, и Андрей Ефимыч забылся навеки”, бросает в дрожь — потому что неизбежная смерть ничуть не страшна в детских глазах.
Хочется отдельно отметить, что при своей несомненной художественной и театральной ценности “Донка” чрезвычайно важна для российского зрителя — воплощая Чехова глазами иностранцев, смотрящих на концентрат русской души снаружи, рассматривающих его под лупой и переосмысляющих в ярких и лёгких образах, она позволяет нам посмотреть на знакомые со школьной скамьи произведения с другой стороны и фактически открыть для себя Чехова заново.